Оставь меня, молю, я искренне люблю,
Довольно строить козни!
Мечты твои пусты — не поиграешь ты
моею страстью поздней!
О ревность, пропади! В моей, в ее груди
ты не посеешь розни!
In eandem fere sententiam
О том я слезы лью, что Целию мою
сомненьями обидел.
Прости, молю Христом! Как я себя потом
за это ненавидел!
Ведь ты не хочешь, нет, чтоб до скончанья лет
я белый свет невзвидел!
ДЕВЯТОЕ,
в котором (поэт) сравнивает Целию во всех ее ипостасях с Юлией и корит Купидона, что и в изгнании (хотя он покинул родину из-за нее) ему нет покоя[98]
Мучитель Купидон, ужель задумал он
со мной шутить, играя?
Ведь Юлии лицо, и стан, и речи звон,
мне в Целии являет,
Так часто я в одной ловлю черты другой,
что сердце замирает.
Они, как две сестры, прелестны и милы,
столь сходны меж собою,
Как розы лепестки, как рукава реки,
как ландыши весною,
И я, объят мечтой, любуюсь красотой,
томлюсь и беспокоюсь.
Я страшно разъярен: коварный Купидон,
достойный лишь проклятий,
Ты сердце растерзал, ты с родины прогнал,
и вот уже некстати
Препятствия чинишь, опять мечтать велишь
о ласковых объятьях?
Яд в сердце и в крови, с томленьями любви
навек я распрощался.
Жестокий, устыдись, минутный твой каприз
мне болью отозвался,
Не оживляй кошмар, не разжигай пожар,
довольно я терзался!
Давно увял цветок, давно иссяк поток
любви моей несчастной.
Напрасно я страдал, метался и взывал
к обманщице прекрасной,
Исчезло все, как дым, я стал совсем другим —
суровым и бесстрастным!
Вдали от стрел твоих, в походах боевых,
звон стали — мне услада,
Кровавый Марс один теперь мне властелин,
да мудрая Паллада![99]
А ты? Наград я ждал, но ты мне, злобный, дал
лишь стыд и муки ада.
И, чуть я замолчал, мне Купидон сказал:
так Марс тебе приятен?
Но я еще силен, из-под моих знамен
ты убежал, предатель,
Что ж, месть моя не спит, стрела уже летит,
готовься же к расплате!
Гордится Марс собой, прославленный герой,
он позабыл в сраженье,
Как прихотью моей в один из давних дней
предстал нагим пред всеми![100]
А ты? Меня не чтишь, но ты не устоишь,
пришло влюбляться время!
А может, в этот раз пусть с Купидоном Марс
на время примирятся?
Сбежал бы навсегда, но не найду, куда
от грозных стрел деваться.
Так лучше будет вновь, приветствуя любовь,
судьбе на милость сдаться!
ДЕСЯТОЕ,
сочиненное о польской деве с кифарой[101]
Опять сбылись твои, о Купидон, слова:
Во мне огонь любви Жужанна разожгла.
Она мила и весела, как ласточка весною.
Ее глаза, что бирюза, сияют чистотою,
А стан изящно строен.
Ее влюбленный взгляд в распахнутом окне
Ценней любых наград на этом свете мне.
Когда она ко мне добра, то я от счастья таю
Когда ж резка и холодна, ревнует, упрекает,
Жестоко я страдаю.
Во сне передо мной и наяву она
Любовью, красотой и музыкой полна,
Венеры сын, мой властелин, во всем мне помогает,
Прекрасна жизнь, когда мелодии свои играет
Полячка озорная.
Как в карточной игре, в моей судьбине вновь
Шестерку прежних бед бьет козырем любовь.
Все впереди, любовь твердит, томленья были прежде,
Ты не один, с тобой в пути удача и надежда,
И сердце девы нежной.
Твое же ей одной вовек принадлежит,
Вам было суждено сердца соединить,
Она с тобой, пускай покой сомненья не нарушат,
Пусть взгляд родной и смех живой теплом согреют душу,
И голову закружат.
Давно тебя избрав, смогла она понять
Приветливый твой нрав и доблестную стать
Чтоб рядом быть, любовь дарить и помогать советом
Очаг хранить и кров делить, жизнь озаряя светом
В единстве беззаветном.
Легко звенит струна, мелодия плывет
Наивна и нежна, мечтать она зовет,
Простой мотив, весны порыв, глас нежности и страсти,
Про все забыв, боль исцелив, в его чудесной власти
Я наслаждаюсь счастьем.
вернуться
100
вернуться
101
Стихотворение отражает какой-то эпизод пребывания в Кракове, где поэт вел довольно раскованную жизнь.