Ах, Она сумела вмиг зажечь поэта:
Прелесть — непостижна! Взоры — волны света!
Речь полна привета.
И влюблен я в нимфу именно за это!
Лишь бы беды барда были Ей во благо!
«Не презри Любови! — молвит бедолага, —
Страсть — пыланье флага!
В честь любимой в битвы мчит меня отвага».
И зачем коварно, в роли злого рока,
Гордыми речами гонит барда строго?
Это столь жестоко,
Что готов страдалец умереть до срока.
Не могу слезами жаркими согреться —
Жалобы не тронут ледяного сердца.
В нем закрыта дверца, —
Нет любови места, некуда мне деться!
Так попал я в рабство, словно сокол — в стужу!
Если заморозит, вывернет наружу,
Истерзает душу, —
Послужу любезной, цепи не разрушу!
Нет во мне лукавства. Маюсь с недотрогой.
Может быть, поверит нежной и глубокой
Песне одинокой,
Может быть, устанет быть ко мне жестокой...
Прогнала мя гневно, с яростью кинжальной...
Может, все же вспомнит о душе опальной,
О мольбе прощальной...
Может, не забудет о любви печальной!
А куда б ни шел я — прелесть неизменна! —
Разум мой несчастный не уйдет из плена.
Нега незабвенна...
Утешенье сердца, будь благословенна!
Не могу расстаться, милая, с Тобою!
Ты — душа поэта, ставшая судьбою!
Только смертной болью
Ты уйдешь из сердца, полного любовью!
Не забудь скитальца, словно сор презренный!
И смягчись, не вечен витязь вдохновенный!
Страсть мою помянешь, — как сойду со сцены,
Словно дар бесценный!
Акростих читая, имя барда зная,
Ведай, что распялась здесь душа больная,
Плача и стеная! —
Ты над ней не смейся, Бога вспоминая.
ПЯТОЕ
На мелодию «Gianetta Padovana»[10]
Безмерно счастлив я: любимая моя
сегодня мне сказала «да»!
Покончено о тоской, я вновь обрел покой,
от прежней грусти — ни следа.
Восторг любви неистребим,
мы целовались без стыда,
Я вновь любим, я вновь любим,
теперь, надеюсь, навсегда!
За этот сладкий дар, за радостный пожар
Киприду я благодарю.
Когда сгустилась мгла, она мне помогла
увидеть юную зарю.
Правдивым сердцем я служил
ее святому алтарю,
И если в чем-то виноват,
раскаиваюсь и горю.
Весь долгий, скорбный век мечтает человек
узреть пресветлый лик Творца.
А я давно в раю — на милую мою
смотрел, смотрел бы без конца!
Любуюсь дерзко красотой
неповторимого лица,
Но стоит ей позвать меня,
как подменили храбреца!
Я, как последний раб, принижен был и слаб,
теперь я даже рабству рад.
Молюсь на госпожу и верой ей служу,
иных не требуя наград.
Я поцелуем милых уст
давно вознагражден стократ.
Мой разум пуст — о сладость уст! —
Амур отныне мой собрат.
Лавинию Эней не мог любить сильней —
так пылко к ней не рвался он!
За золотым руном на корабле своем
так жадно не спешил Ясон,
Как я спешу к моей любви,
подобно юноше, смешон.
Целуй, любимая, меня!
Сбывайся, самый сладкий сон!
Покончено с тоской: возлюбленной такой
на свете нет ни у кого.
Кто верить не устал, кто в жизни испытал
подобье счастья моего?
Преобразило дольний мир
любви небесной волшебство.
Любезный друг, я понял вдруг:
без чувства все вокруг мертво.
Я слез давно не лью — пою любовь мою,
как луч, ниспосланный Судьбой.
Какая благодать — любимой угождать!
От счастья умер бы любой:
Когда в ответ на мой порыв,
мне лоб лобзаньями покрыв,
Шепнет дитя, полушутя:
«Так я безжалостна с тобой?»
На мелодию песни «Сам я думал»
Оживает вновь боль в душе моей
от любви несчастной,
Так бесстрастен взгляд той, о ком теперь
грежу ежечасно,
В гордости своей лишь она одна
надо мною властна.
Юный светлый лик солнце мне затмил
в вышних неба сферах,
Стан ее прямой строен и высок,
словно у Венеры,
Красоте такой меж достойных дев
не найти примера.
вернуться
11
Акростих: ВЕВЕК JVDIT (Юдит Бебек). Поскольку венгерское JV (JU) по-русски передается одной буквой, переводчик счел возможным изменить акростих на «О ЮДИТ БЕБЕК».