Так мы и живём: грех на всех лежит,
И седмижды в день праведник грешит.
Душу защитит
Лишь Твой Святый Дух, словно Святый щит.
Боже, Ты бы мог взгляд свой отвести,
Глядя на мои грешные пути.
Пощади, прости!
Гоже ль доброту падшим не нести?
Авва, милосерд Ты к своим рабам.
Протяни сейчас и к моим губам
Нить спасенья! Нам
Сил прибави, чтоб верным течь словам.
Лишь к Тебе душа вся обращена,
Милостью твоей выжила она
И теперь без сна
Восхвалять Тебя, грешная, должна.
Адова пред мной встала западня,
Но явил ты мне свет иного дня.
Я живу, храня
Благодарность: Ты не отверг меня!
Шала своего не избавлюсь коль
Или скажешь Ты, что я грешен столь —
Скорбная юдоль
Ждёт меня. Но Ты лишь одно дозволь:
Шаг за шагом чтоб подходить к Тебе,
О греховной вдруг позабыть гоньбе,
Об иной судьбе
Думать: о благой ангельской трубе.
Ибо, кто сии вирши сочинил,
Сам себя узнал, не жалел чернил
И себя казнил,
Господу отдав весь остаток сил!
СТИХИ БАЛИНТА БАЛАШШИ, РАНЕЕ ОПУБЛИКОВАННЫЕ В РУССКИХ ИЗДАНИЯХ
ЖУРАВЛЯМ
День добрый, журавли,
Летящие вдали
Туда, к родному краю!
Едва замечу вас,
Ток слез бежит из глаз,
И горько я вздыхаю.
Красавица моя!
Тебя припомню я —
И снова я страдаю.
Вы, журавли, вперед
Стремите свой полет,
В край милый, животворный,
К подруге дорогой,
Что всей моей душой
Владеет так упорно.
Вас видя в вышине,
Вздохнет ли обо мне,
Служившем ей покорно?
Чужие здесь места,
Я здесь, как сирота,
Бреду все мимо, мимо,
Я в темное одет,
И в сердце вечный след
Тоски невыносимой.
Я не имею крыл,
А то б я воспарил
И улетел к любимой.
Ты, мой журавль, крылат,
Ты мчишься, ветра брат,
Садишься, где желаешь,
И чистою водой,
Холодной, ключевой,
Ты жажду утоляешь.
Коль под своим крылом
Ее заметишь дом,
Мой рай ты повидаешь.
Журавль, подставь мне грудь,
Чтоб на груди черкнуть
Ей краткое посланье.
Не торопись, прошу.
Лишь имя напишу
Я ей в напоминанье.
Пусть знает, что люблю,
Из-за нее терплю
Все муки, все страданья.
Так пусть господь с высот
Здоровья ей пошлет,
Пошлет ей долголетья,
Так пусть из божьих рук
Летят к ней, как на луг,
Все блага, как соцветья.
Чтоб след ее пророс
Кустами ярких роз,
Чтоб мог ее воспеть я.
Когда, средь битв и бурь
Вдруг надо мной лазурь
Прорежет птичья стая,
Летящая в края, Где Юлия моя
Живет, красой блистая,
Кричу я птицам вслед,
С крылатыми привет
Любимой посылая.
Соответствует стихотворению: Сорок четвертое. Inventio poetica: grues alloquitur, обращение к журавлям.
Впервые опубликовано: Антология венгерской поэзии. ГИХЛ, Μ., 1952.
РУХНУТ В КОНЦЕ КОНЦОВ...
Рухнут в конце концов
Крепости и дома.
Рухнут и города.
Роскошь старинных дворцов
И сбереженья купцов —
Все утечет, как вода,
И отцветут навсегда
Розы и лебеда,
Лилия и резеда.
Власть, величие, честь —
Можно ли перечесть
Все, что развеется в прах,
Все, что сметет обвал,
Будто бы глыбы скал
Мощно круша в горах!
Слава, почет, мечта,
Ангельская красота
Станут золой в кострах.
Мир наш состарится,
Горы развалятся,
Даже и на море
Мели появятся,
Даже на мраморе
Надписи сгладятся,
Солнце закатится
И не воротится —
Все переменится!
В хлябь превратится твердь,
Зависти будет смерть.
И повелит господь
Злу добродетелью стать,
Будет он все кончать,
Будет он все менять,
Только моя любовь
Будет и вновь и вновь
Адским огнем пылать.
Страсть велика моя!
Ведать могу ли я
Страсть неизменнее?
Если б от Юлии,
Словно от Лазаря,
Ждал облегчения,
Ей посвятил бы я
Все до единого
Стихотворения.
Соответствует стихотворению: Сорок седьмое. Item inventio poetica: О вечности и неизменности его любви.
Впервые опубликовано: Антология венгерской поэзии. ГИХЛ, Μ., 1952.