Своему становлению и развитию эпоха Ренессанса в Венгрии обязана деятельности короля Матяша Корвина (1458-1490). Он был одним из тех просвещенных монархов, которые не жалели ни сил, ни средств для возвышения своего государства и придания ему блеска и всячески покровительствовали развитию при своем дворе искусства и литературы. Но не прошло и нескольких десятилетий после его смерти, как Венгрию наводнили турки, и страна на полтора века оказалась ввергнутой в непрерывную войну со всеми ее бедствиями и превратностями.
Однако упадок Венгрии был вызван не только иноземным нашествием; катастрофическое поражение в битве при Мохаче (1526) послужило сигналом для воцарения в стране самой разнузданной анархии и смуты. Из произведений венгерских писателей XVI в. вырисовывается наводящая ужас картина варварства и разгула диких, ничем не сдерживаемых страстей. Мысль о конце света овладевает умами, и тема возмездия и страшного суда настойчиво звучит в большинстве литературных произведений этого времени.
Такая воинственная и наполненная апокалиптическим страхом общественная атмосфера, казалось бы, не могла создать благоприятных условий для развития петраркистской лирики. И тем не менее одновременно с разрушительными силами в общественной жизни Венгрии возникали и проявляли себя силы созидательные. Венгерские феодалы, главным занятием которых были битвы, грабежи и насилия, мало-помалу научались употреблять свои богатства, приобретенные неблаговидными способами, на благородные цели и создавали в своих владениях дворы, в которых расцветало Возрождение. Таким образом, вторая половина XVI в. в Венгрии была ознаменована возобновлением, как бы «второй волной» Ренессанса. В этом новом расцвете культуры петраркизм занимал значительное место. Но особые исторические условия — перманентное состояние войны и неослабевающая угроза извне — придали «золотому веку» искусства в Венгрии своеобразные, специфические именно для этой страны черты.Венгерские феодальные правители, которые к середине XVI в. завоевали огромные земли и создали в своих крепостях и феодальных замках дворы, по пышности и роскоши не уступавшие дворам европейских монархов того времени, были одновременно центрами и культурными, и военными. Внутри они были обставлены с самой изысканной роскошью: прекрасные собрания картин, библиотеки, лоджии и галереи, украшенные росписью и лепкой, сады и оранжереи с редчайшими и дорогими цветами и растениями, вывезенными из-за границы; снаружи это были грозные бастионы с жерлами пушек, выглядывающими из бойниц, с головами турок, торчащими на копьях над зубцами крепостных стен, окруженных рвами с водой.
Эти укрепленные замки обычно были густо населены, и население каждого из них составляло как бы модель иерархического общества. Сеньора окружали многочисленные дворяне-вассалы; еще более многочисленны были молодые люди и девицы — дети этих дворян, — присланные ими туда из родовых поместий, чтобы они обучились благородным манерам и приобрели придворный лоск; затем шли священники, учителя, множество приглашенных гостей, слуги, постоянный гарнизон замка, всегда довольно значительный, а кроме того, — содержащиеся в подземельях пленники-турки.
То обстоятельство, что дворы венгерских феодалов существовали, как тогда говорили, «в самой пасти турок», придавало им своеобразный характер, наложивший специфический отпечаток на всю эпоху Возрождения в Венгрии.
Во внутренних покоях таких замков жили на итальянский манер, описанный в «Придворном» Валтасара Кастильоне: слушали итальянскую музыку, читали и передавали друг другу томики Петрарки и Ариосто. Но все это происходило в среде, сохранявшей варварский, воинственный и героический дух. И литература, рождавшаяся в этой среде, отражала ее двойственную сущность.
В эпоху позднего Ренессанса — во второй половине XVI в., когда вся культура и образ жизни в Европе приобрели гедонистическую утонченность, культура Венгрии не могла позволить себе ни оторваться от суровой реальной жизни, ни окунуться в праздное времяпрепровождение. И венгерская аристократия, давшая отечественной литературе ее первых великих поэтов, была твердо убеждена в том, что книги и оружие, перо и сабля неотделимы друг от друга.