"Как всюду, о пришельце новом
"
Как всюду, о пришельце новом
Здесь говорят: «Откуда он?»
Изгнанья холодом суровым
Я все сильнее окружен.
Не вижу родины далекой.
На смену радости высокой
Пришли надолго дни тоски.
Уже меня зовет могила,
Душа усталая застыла,
И снег ложится на виски.
"Как! Отрицаешь ты души существованье?
"
Как! Отрицаешь ты души существованье?
Но это — луч зари! Но это — солнца свет!
Способен лишь слепой сказать, что солнца нет.
Душа — везде: она — и стон, и вопль, и слово,
Она — мысль мудреца, она — экстаз святого.
Когда исполненный достоинства Катон
Был непоколебим; когда, как гром, Дантон
С трибуны прогремел: «Ужасен гнев народный!
Страшитесь, деспоты, проснулся лев голодный!
Час Революции пробил — и пал король!»
Когда встал Цицерон и произнес: «Доколь
Ты будешь истощать терпенье, Каталина?»
Когда у Иова страдания лавина
Крик возмущения исторгла из груди:
«Я стражду, господи! Довольно! Пощади!» —
То все они в ночи, над миром вставшей глухо,
Свой прочертили след, как метеоры духа.
Все в этом городе застыло, одряхлело;
Он — словно старое, бесчувственное тело,
Где жар души остыл, угас огонь ума.
Брюзгливо хмурятся надменные дома,
Окраска их давно слиняла и поблекла;
Блестя, как слизняки, подмигивают стекла,
Встречая путника гримасою кривой;
Ступеньки — в трещинах и поросли травой;
Проказа плесени — на ветхой штукатурке;
В глубоких нишах стен попрятались фигурки
В камзолах, с брыжами, по моде давних лет;
Тут — вычурный фронтон, там — башни силуэт;
Как ручки у корзин, согнулись арок дуги.
Убогие дворцы! Роскошные лачуги!
Упадок, нищета — они всего видней
В ужасной наготе играющих детей.
Десяток жалких лип, уродливых и старых,
Огромные замки на каменных амбарах,
Порталы мрачные, где на цепях внутри,
Как мертвые тела, повисли фонари,
На редких вывесках готические буквы —
Вот в этом городе что видите вокруг вы.
Вам днем не по себе и жутко в поздний час.
Вы здесь встречаете все тех же всякий раз
Старух и стариков, зловещих и нелепых.
В унылых логовах, в заброшенных вертепах,
Где время, кажется, свой прекратило бег,
Брюзжит и злобится от нас ушедший век.
LYRNESI DOMUS ALTA; SOLO LAURENTE
SEPULCRUM
[6]
Дни осады Парижа. Декабрь 1870
Над морем высится, дубами окаймленный,
Гранитный остров мой, где, родины лишенный,
Я свой приют обрел.
Отважно он отпор дает ветрам холодным;
Ночует здесь гроза, как вождь в шатре походном,
Как на скале орел.
Я полюбил тебя, друг верный и суровый!
Как часто я смотрел на горизонт свинцовый,
На бурный океан,
И думал я: мое да будет погребенье
Тут, в хаосе камней, тут, где в ожесточенье
Бушует ураган.
Но нынче я узнал: на подступах к Парижу
Идет жестокий бой. И я отсюда вижу,
Что мой Париж восстал,
Что люди там вершин бесстрашия достигли,
Что там разгневанный народ кипит, как в тигле
Расплавленный металл.
Так пусть я встречу смерть на той земле священной,
И пусть останется девизом жизни бренной,
Начертанным в веках:
«Мой дом — в краю дубов, на каменной твердыне,
А у геройских стен, венчанных лавром ныне,
Покоится мой прах».
"Религии сверлят свои ходы в земле,
"
Религии сверлят свои ходы в земле,
Чтоб солнце истины сокрыть от нас во мгле.
Во мраке ханжества мы тщетно ищем веру;
Бог создал яркий свет, поп — темную пещеру.
Слепцу чувствительность даруют небеса:
Ему дан острый нюх охотничьего пса,
Вкус, осязание слепого — беспримерны,
А изощренный слух, как слух пугливой серны,
Преображает в гром шуршанье ветерка
И трели соловья — в мычание быка.
Утонченности чувств он образец ходячий!
Вот слух! Вот нюх! Вот вкус!.. Все так, но он — незрячий.
ГРОЗНЫЙ ГОД
В настоящий том включены избранные стихотворения из следующих поэтических сборников Виктора Гюго: «Грозный год», «Искусство быть дедом», «Четыре ветра духа», «Легенда веков», «Все струны лиры», «Мрачные годы», «Последний сноп».
При характеристике сборника «Грозный год» следует иметь в виду те общественные события, которые происходили во Франции в начале 70-х годов XIX века.
Правительство Наполеона III вело многочисленные агрессивные войны, отвечавшие захватническим интересам крупной буржуазии и имевшие в то же время целью помешать росту революционных стремлений трудящихся масс.
В 1870 г. Наполеон III, стремясь укрепить свое господство, предпринял войну против Пруссии. Происшедшая 4 сентября 1870 г. революция свергла бонапартистский режим. С исчерпывающей ясностью писал Маркс во втором воззвании Генерального совета Международного товарищества рабочих о франко-прусской войне: «Мы не заблуждались насчет жизнеспособности Второй империи. Мы не были также неправы в своем опасении, что для Германии «война потеряет свой чисто оборонительный характер и выродится в войну против французского народа». Оборонительная война действительно кончилась сдачей Луи Бонапарта, капитуляцией при Седане и провозглашением республики в Париже».
[7]
Гюго возвратился из изгнания во Францию 5 сентября 1870 года, на другой день после провозглашения Третьей республики. Парижане устроили ему торжественную встречу. Поэт обрел новые силы для жизни и борьбы.
В эти исторические дни Гюго обращается к своим соотечественникам с патриотическими прокламациями, в которых призывает народ к защите Франции и ее столицы против бисмарковской Пруссии.
В январе 1871 года, после заключения перемирия с Пруссией, изменники-генералы сдали Париж немецким войскам. 13 февраля Гюго, избранный депутатом Национального собрания, уезжает на заседания Национального собрания в Бордо. Однако на этот раз парламентская деятельность Гюго продолжалась очень недолго: уже 8 марта он подал в отставку, выразив этим свой протест против решения реакционного большинства собрания о лишении депутатского мандата итальянского революционера Гарибальди, сражавшегося в рядах французских войск против Пруссии.
вернуться
Дом высокий в Лирнесе; на земле
Лаврента — гробница (лат.)
вернуться
К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. I, Госполитиздат, 1952, стр. 450.