А Жанна все грустней. Ведь муж один на море.
А ночь прожорлива, а мрак, что саван, черен!
И Жанна думает: «Один в такую ночь!
С ним рядом никого, чтобы ему помочь.
Ведь сыновья еще не подросли, так малы!»
Но сыновья растут, и, как всегда бывало,
Уйдут на промысел они с отцом семьи.
И ты вздохнешь, о мать: «Ах, будь они детьми!»
5
Она берет с крючка фонарь и пелерину.
Теперь пора взглянуть, не стихла ли пучина,
Не виден ли баркас и как горит сигнал.
Вперед! И вот она выходит. Не дышал
Еще рассвет. Еще нигде не видно было
Той белой черточки, что тьму и свет делила.
Шел мелкий дождь во мгле. Мрачней погоды нет.
Так день колеблется: прийти ль ему на свет?
Так плачет человек в день своего рожденья.
И Жанна медленно идет через селенье.
Лачуга бедная взор привлекла ее,
Людское жалкое, угрюмое жилье.
Строенье ветхое стояло без защиты.
Ни огонька в окне, и дверь полуоткрыта.
На стенах треснувших едва держался кров,
И ветер теребил его со всех концов,
Вздымая темную, прогнившую солому.
И Жанна вспомнила: «Да, ведь хозяйка дома —
Несчастная вдова. И, кажется, больна.
Зайти бы надо к ней, проведать, как она?»
И Жанна в дверь стучит. Никто не отворяет.
И Жанна, вся дрожа от ветра, размышляет:
«Больна? А дети как? Голодный вид у них.
Да, двое маленьких, а мужа нет в живых».
И Жанна вновь стучит: «Соседка, отоприте!»
Но в доме тишина. «Вы слишком крепко спите.
Не достучусь никак. Что нового у вас?»
Но ветер вдруг подул — и дверь на этот раз
Заколебалась вся на петлях, содрогнулась
И прямо в глубину жилища распахнулась.
6
И Жанна входит в дом, лучами фонаря
Жилье безмолвное внезапно озаря.
Сквозь дыры в потолке вода на пол стекала.
Картина страшная глазам ее предстала:
В соломе, голову откинувши назад,
Лежала женщина; был мутен мертвый взгляд;
Раскрытый рот застыл. Исполненная силы
Мать, ставшая теперь видением могилы, —
Вот участь нищего, когда в борьбе с судьбой
Последний он навек проигрывает бой.
Рука бескровная в соломе коченела,
И ужас исходил от брошенного тела,
От рта открытого, где каменный язык,
Казалось, вечности бросал предсмертный крик.
А рядом с матерью, вблизи ее постели,
Два малых существа в открытой колыбели
С улыбкою, уснув, лежали, — сын и дочь.
И мать несчастная, пред тем как изнемочь,
Им собственным тряпьем укрыла грудь и ноги,
Набросив на детей еще свой плащ убогий,
Чтоб их в последний раз немного обогреть,
Отдать им все тепло и молча холодеть.
7
И дети мирно спят в своей постели шаткой.
Ничто дремоты их не потревожит сладкой.
Дыханье ровное у маленьких сирот,
Хоть ветер бешеный солому с крыши рвет,
Дождь льется в комнату и буйствует свободно,
И капли, падая порой на лоб холодный,
Слезами по лицу покойницы скользят,
И грохот волн зовет на помощь, как набат.
Труп слушает его, бездумный, бездыханный,
И кажется порой, что происходит странный
У мертвых уст и глаз беззвучный разговор:
«О, где твой дух живой?» — «А где твой светлый взор?»
Любите, радуйтесь, срывайте цвет весенний,
Звените кубками, ищите наслаждений!
Как в океан впадать положено ручьям,
Так рок определил и зыбкам, и пирам,
И материнскому безоблачному счастью,
И упоению, рождаемому страстью,
И песням, и любви, и блеску юных лиц
Единственную цель — холодный сон гробниц.
8
Что Жанна делает в той комнате пустынной?
Что спрятала она под пелериной длинной?
Что Жанна унесла, поспешно уходя?
Зачем она ушла так быстро, не глядя
На мертвую? Зачем бежит вдоль переулка,
Невольно чувствуя, как сердце бьется гулко?
Что ценного взяла и принесла домой,
В кровати спрятала дрожащею рукой?
9
Когда она пришла домой, уже светлела
Прибрежных скал гряда. И Жанна молча села
На стул, бледна как смерть. Казалось, что она
Поступком собственным в душе огорчена.
И, наконец, слова, исполненные горя,
Бессвязно потекли под шум и грохот моря:
«Что скажет муж, увы! У бедного и так
Достаточно хлопот! Какой безумный шаг!
Ведь пятеро детей на шее! А забота
О всей семье на нем! Прибавится работа,
Обуза лишняя! Он, кажется, идет…
Нет, мне послышалось! Пусть он меня побьет —
И я ему скажу: «Ударь, так мне и надо!»
Дверь скрипнула… Не он!» Так, значит, Жанна рада,
Что муж нейдет домой? Вот до чего дошло!
Она задумалась, вздыхая тяжело.
Забота тайная ее в тисках держала
С такою силою, что Жанна не слыхала
Бакланов карканье, гортанный их призыв,
Который возвещал начавшийся отлив,
Не видела, как дверь внезапно отворилась,
И комната лучом горячим осветилась,
И муж ее вошел, загородивши вход
Намокшим неводом, и крикнул; «Вот и флот!»
10
«Ты!» — Жанна вскрикнула и радостно припала
К могучему плечу и жадно целовала
Одежду мокрую, — любовь встречает так.
«Я, женушка моя!» — ответил ей рыбак.
Он чувствовал тепло от очага родного,
И радовался он, что видит Жанну снова,
И все его лицо лучилось добротой.
Он молвил: «На море попасть — как в лес густой». —
«Ну, что погода?» — «Зла». — «А как улов?» —
«Негодный.
Но ты опять со мной, и я дышу свободно.
Сегодня на море чертовский ветер был:
Вернулся я ни с чем и невод повредил.
Внезапно началась такая суматоха!
Мой парус лег плашмя, и я подумал: «Плохо!»
И якорная цепь порвалась. Ну, а ты?
Что ты здесь делала одна?» Ее черты
Румянцем вспыхнули, и Жанна отвечала:
«Я? То же, что всегда, — я шила, поджидала.
И страшно было мне». — «Что делать, друг? Зима!»
Скрывая дрожь, она вдруг начала сама:
«Да, знаешь ли, у нас тут по соседству горе:
Вдова ведь умерла — вчера, должно быть вскоре
За тем, как вы ушли. Гильома и Мадлен
Она оставила, двух крошек. До колен
Мне будет девочка. Она немного бродит.
А мальчик — тот еще на четвереньках ходит.
Соседка бедная жила в нужде, увы!»
Рыбак нахмурился. Он сбросил с головы
Потертый капюшон, еще от бури влажный.
«Ах, дьявол!» — он сказал, потом прибавил важно:
«Я пятерых растил, теперь их станет семь.
О чем же говорить? Понятно это всем.
Что? Трудно? Не беда! Ведь мы не виноваты.
Пусть разберутся те, кто знанием богаты.
И богу одному за это отвечать,
Зачем у малышей он отнимает мать!
На них не закричишь: «Вам следует трудиться!»
Такая мелюзга! Быть может, им не спится
Там, в темноте, одним. Ты слышишь? У дверей
Стоит покойница и просит за детей.
Ну, женушка моя, ступай теперь за ними!
Мы станем поднимать их вместе со своими,
Ни в чем различия не делая меж них:
Пусть будет семеро у нас детей родных!
А чтоб их прокормить, затянем пояс туже.
Бог постарается и даст улов не хуже!
Да я и сам нажму! Не буду пить вина.
Неси же их сюда! Ступай скорей, жена!
Зачем ты на меня теперь глядишь упорно?
Обычно, мой дружок, ты более проворна!»
Но Жанна в тот же миг к постели подошла: