Маслянистой плодородной тьмы,
Из заряженного жизнью мрака
Приносят отдохновенье
Корням:
Огоньки ростков
Разливаются заревом жизни
У расцвеченных дождем берегов.
Льется золотистая летопись. Созревание. Снова распад. Начало конца. Начало...
Грузные горы зерна;
Ладонь над ладонью огня; Капризные коммуны семян;
Ветровороты пепла...
Прильнет
Сухим мушиным крылом
И душным земным теплом,
Вздохнет
Эхом живых голосов
Схороненных мертвецов,
Пахнет
Ветром, несущим с могил
Воспоминаний мертвую гниль,
Обовьет
Нитью живую плоть,
Приникнет на миг в плоть
И ускользнет
В игре светляков —
Пуповина тугой паутины веков.
Отсюда, из тюрьмы, — моим студентам
Однажды, отдавшись игре ума,
Я смотрел, как на мутном стекле окна
Дождевая капля тянуче текла
Вниз — эта зыбкая дыба времен,
Растянув мою мысль, превращала ее
В монотонное эхо дождя, и он —
Чтоб я не утратил своего бытия —
Нанизывал кольца слов
На растущие листья лет.
Буря трепещет крылами: вверх —
Рождение, вниз — смерть;
Страсть дождя — повитуха-любовь
Пеленает пришельца свивальником слов,
А я, лунатик, коснувшийся вскользь
Небес, пришелец, прошедший сквозь
Вечную вереницу веков,
Смотрю, как опавшие листья лет,
Под пенным покровом дней,
Питают живительный перегной
И прорастают снова — в иной
Ипостаси, и я ощущаю в ней
Себя и серебряный след
Бывших и вновь заходящих дождей —
Они пронизывают до костей
Немых первородных пришельцев-гостей,
Одиноко бредущих во тьме.
Так приятно играть тенями понятий...
Время — мы уже касались его —
Замирает под моими руками,
Как пульс упокоенного на века
Человека; оно невесомо и веско,
Оно — всеобъемлющий океан,
Незримо низринутый вниз
Каплями холодных дождей,
Тиканьем градин-секунд.
Я был зачарован чистотою смен
Его ипостасей, но вскоре тлен,
Всплывший наверх прах,
Вздыбился пылью прожитых вех,
Океан, отхлынув, явил свой грех,
И в зыбучей грязи первозданных утех
Забился изгнившими кольцами смех
На зубах обнажившихся рифов, и мы,
Тяжко дыша в сладострастии тьмы,
Не спрашиваем, было ли оно золотым,
Найденное вновь руно.
Но вопрос — не заданный нами вопрос —
Растягивается цепью исканий: мы
Слепо зреем во тьме тишины,
Ища крупицы самих себя,
И потом, в неизбывных муках пройдя
Сквозь судороги, сквозь боль,
Сквозь крик, сквозь кровавый звериный вой,
Навек проклявший любовь,
Мы, отринутая плотью плоть,
Комочки, вырванные судьбой
Из живительной темноты,
Должны, страдая и мучась, плыть
В океане времен, чтобы стать собой —
Маяком, пославшим единственный луч,
Тут же проглоченный тьмой,
Миражем, на миг озарившим ночь
И распавшимся в тишине.
Откати камень — взблеснет плетенье
Серебристых линий. Взрасти и омой
Колосья в капели осенних ливней
И жди, как Лазарь, в пещере глухой,
Чтоб рассвет развеял смертельный саван.
Час уснувших семян,
Час распавшихся снов,
Обнаженных древесных колец,
Хранящих застывшее время,
И распахнутого дупла — чтобы плод
Не распался в остывшей тьме.
Озари первозданную тьму, разожги
Древний огонь в очаге, воскури
Ароматом масла, соли, сурьмы
И слушай, что скажут о мире
Эти мрачные предки судьбы.
Я говорю капелью дождей,
Шорохом первых ростков,
Звоном зерна па токах,
Бликами огня на воде
И шелестом летнего ветра,
Пасущего стада облаков;
Я говорю рокотом волн,
Шепотом соломенных крыш
И венозными руками пришельца,
Открывающего крышу, как дверь;
Я дожидаюсь дождя,
Всхожу в перегное полей
И вхожу в распаленный мир
Пыльцой на крыльях ветров.
Я дожидался огня,
Вздымался золой полей
И тяжелым желтым зерном
Звенел в узловатых руках
В такт
Деревянным браслетам,