Юрий Галансков
Стихотворения
Вступление к поэме «Апельсиновая шкура»
Я — поэт.
Мне восемнадцать лет.
Возможно, поэтому
хочется
в тело Земли
вцепиться
усилием рук и ног,
в щепки разбить границы
и вычесать Атомных блох.
Вы по ночам спите,
мучаете ваших жён.
А я в стихотворные нити
весь до волос погружён.
И когда кто-нибудь из вас
не верит в мой творческий рост,
я прикуриваю от горящих глаз
или от кремлёвских звёзд.
Все утверждают, что, вроде, я груб,
и ни один иначе;
а я улыбаюсь гвоздиками губ
и изредка ландышем плачу…
Я белкой резвился на ёлке по иглам,
я цвёл на вишнёвой ветке.
И вдруг, неожиданно, сделался тигром
у жизни в железной клетке.
«Он к нам придёт…»
Он к нам придёт,
надев свою кольчугу,
раскрасив улицу плакатом и мечом,
лучом встревожит
каждую лачугу
и разорвётся красным кумачом.
Он наши раны рваные залечит,
он наши шрамы верою скуёт,
он распрямит
прогнувшиеся плечи
и чёрные оковы разобьёт.
Он красной птицей
явится в темницы,
он нерешённое
решит
гораздо
проще.
Уже сверкает лезвие зарницы
и блеск меча
зовёт меня
на площадь.
Конструкция
«Папа, снимите хомутики», —
маленький мальчик изрёк.
«Видишь, сыночек, прутики;
а если ещё поперёк?..
Дай-ка тетрадку в клетку.
Здесь нарисуй
глаза,
птичку,
солнце
и ветку,
и на щеке — слеза…»
И на тетрадке в клетку
тихо рисует зверёк
птичку,
солнце
и ветку
в прутиках поперёк…
«Бежим туда — ты знаешь…»
Бежим туда —
ты знаешь, где
в ветвях щебечущей идиллии
меж чёрных рёбер на воде
растут фарфоровые лилии.
Я на руках тебя несу
к берёзе в солнечную сетку.
Потом в тяжёлую косу
вплетаю ивовую ветку.
«Рванулось пламя из ствола…»
Рванулось пламя из ствола
под кроной ивы молодой.
И лебедь вскинул два крыла
над окровавленной водой.
Другая птица вверх взлетела,
И, за крыло сложив крыло…
Её стремительное тело,
упав, разбрызгало стекло.
То было утром — рано, рано.
Лишь солнце землю припекло. —
И чёрный пруд кровавым шрамом,
как щёку негра рассекло.
Ночь темна…
1
Ночь темна.
Луна.
Неяркий свет в углу окна
вещает —
скоро будет что-то…
Ведь не напрасно эти ноты
тревожно лезут из-под шторы,
насторожённые, как воры.
Вот чья-то быстрая рука,
касаясь клавишей слегка,
рождает звук —
как стук рапир,
как лай собаки на цепи,
как Ниагарский водопад,
как бой нервический в набат.
2
Ночь темна.
Луна.
Шуршит листвою тишина.
Но тишина обречена
на…
Ведь ясно каждому — не зря
они стоят у фонаря,
о чём-то тихо говоря.
Стоят — и каждый молодой,
стоят — и каждый с бородой,
стоят — и не разлить водой.
Здесь нет людей,
здесь — динамит,
здесь искра взрывом прогремит.
Поэтому-то тишина
обречена
на…
3
Ночь темна.
Луна.
Она, конечно, не одна.
И я совсем не одинок,
вот-вот — и прозвенит звонок.
Услышу в дверь условный стук,
вскочу, схвачу пожатье рук,
надену плащ,
и мы уйдём
почти
под проливным дождём.
Уйдём,
и надо полагать —
идём кого-то низвергать.
Утро
Горящим лезвием зарницы
восток поджёг крыло вороны.
И весело запели птицы
в сетях немой и чёрной кроны.
Запутал ноги пешеходу
туман, нависший над травой…
И кто-то лез беззвучно в воду
огромной рыжей головой.