Прозвени, что в словесный наджизненный скит
Я ушёл, чтоб себя превозмочь.
Прогреми, что и я непогодой убит,
Как кулик в воробьиную ночь.
1913, Грязи
Лепта. М., 1995, № 26.
Флаги
Чёрные флаги восстаний
Свеют последнюю робость.
На башне вечерних ласканий
Чёрная плещется лопасть.
Гордые вызовы в воздух
С песней звонкой метнулись.
В душных револьверных гнёздах
Пули очнулись.
Чёрная вьюга клубящихся тканей
Смоет последнюю негу.
Птицы исканий
Близки к ночлегу.
В буднях родились герои —
Бойцы с немигающим взглядом.
Там, где встретились трое,
Трое становятся рядом.
В небе, ломаясь, трепещут
Молний священные шпаги.
Над будущим плещут
Чёрные флаги.
1914, Москва
Лепта. М., 1995, № 26.
Христос
Ранний час. В пути незримо
Разгорается мечта.
Веют крылья серафима,
Даль прозрачна, высь чиста.
1.
Чудный свет пошёл из Обояни.
От вечерен молния сверкала.
Все пути затеряны в тумане.
Лягу спать — заутра встану ране.
Я весь день вчера его искала.
Говорят — всё так же сир и беден.
След нашла и жарко целовала —
Это он в лучах прошёл устало.
Тянет ночь над миром чёрный бредень.
Чуть вдали предстанет на дороге —
Станет лик мой счастлив и победен.
Славься, Боже, полевых обеден.
Где межи коснулись Божьи ноги,
Расцветают белые герани,
Курослепы рассмеялись в логе,
Встал стеной боярышник убогий…
Сам Господь грядёт из Обояни.
2.
Его видали сегодня,
Он шёл, опираясь на посох.
Светлая риза Господня
горела в дальних покосах.
И тучи вверху, как дети,
Играли громовым огнивом,
А Он на раннем рассвете
Говорил молчаливым нивам.
Блаженны птицы и звери,
Кого только видел Я в поле.
Для вас отворялись двери
В Мои золотые воли.
Блаженны скользкие гады —
Братья печали и злости.
В Божьи сады-вертограды
И вы войдёте, как гости.
Блаженны травы на склонах
И ты, усталая пажить,
В тихих моих Сионах
Вам повелел Я княжить.
И вы блаженны, ракиты,
И ты, можжевельник частый.
К вам Я пришёл забытый,
Вы Мне сказали: «Здравствуй».
Все вы грустили о Сыне
Ночью средь бедных вотчин,
Всех прииму Я ныне
В царстве Моём и Отчем.
3.
Иисус пришёл из хвойной глуши.
Мы его все дни поём и хвалим.
Он принёс задумчивые души
Нашим синим, предвечерним далям.
До рассвета посетил трущобу,
Стал на старом одиноком дубе.
Отпускал зверям тоску и злобу
И крестил безветренные глуби.
Шёл опять, и можжевельник колкий
Ранил Божьи пресвятые ноги.
А по следу набегали волки,
Совещались о нежданном Боге.
И была простой росы безвестней
Кровь Христова Третьего Завета.
Там, в полях, где медленно, как песня,
Догорало золотое лето.
1914, Москва
Лепта. М., 1995, № 26.
«Его привезли из Замостья…»
Его привезли из Замостья
В крови, с непокрытым лицом,
И смерть, как суровая гостья,
Вошла в затихающий дом.
Катились, гремя, батареи.
Вдали надрывался вокзал.
У двери шептались евреи,
А он ничего не слыхал.
И к утру черты заострились
В последней простой белизне.
И мой голубой амариллис
Увял у него на окне.
Он умер без стона и боли.
Как месяц спустился за лес.
Я стану молиться в костёле,
Чтоб он из убитых воскрес.
1915
Лепта. М., 1995, № 26.
Триолет
Четыре умерли, но пятый
Кострами глаз пылал с креста,
Поля благоухали мятой.
Четыре умерли, но пятый,
Истекший кровью и распятый
Взывал в окрестные места:
О, мой Сион! О, высота!
Когда мы возвращались — пятый
Чугунный труп свисал с креста.