Выбрать главу
От горячих споров и от толков модных Ни добра, ни худа я в душе не жду: Ими не пособишь среди масс народных 140 Уничтожить горе, истребить нужду, Да к тому ж я знаю, что, друзья, вам нужен Более, чем благо этих темных масс, В обществе кокоток у Бореля ужин В кабинете, скрытом от нескромных глаз.
В ваших пышных залах всё-то мне чужое, Радости и горе, злоба и любовь, И, томимый скукой, я свое былое, Как в темнице узник, вспоминаю вновь. Предо мной проходят тени за тенями 150 Тех, с кем рос я мирно в детские года, С кем идти пришлось мне разными путями, С кем горячим чувством я живу всегда.
И каким восторгом это сердце бьется, Если хоть на время в ясный вешний день Мне порой, как птице вольной, удается Унестись в затишье мирных деревень: И в твоих объятьях, наша мать-природа, В золотистом море колосистой ржи, Посреди простого, честного народа 160 Позабыть о мире происков и лжи.

<1879>

308. ПАДШАЯ

Вчера раба, сегодня львица, Ты — мимолетный метеор — Блистаешь роскошью царицы, И знает целая столица Твои причуды, твой позор.
А мне всё грезится иная, Давно прошедшая пора, Когда, едва не замерзая, Сбирала, девочка босая, Ты щепки с ближнего двора.
В угрюмом сумраке подвала Забившись в угол как-нибудь, Вся передрогшая, бывало, Дитя, ты часто засыпала, Склонив головку мне на грудь.
Не прилагал никто старанья, Чтоб ободрить, чтоб научить Тебя, забитое созданье, И в память той поры страданья Готов я всё тебе простить.
С тобой встречаясь, дочь разврата, Не шумных оргий вечера Я вспоминаю сердцем брата, А то, что вынесла когда-то Моя погибшая сестра.
И ты сама спешишь при встрече Прикрыть стыдливо от меня Нагую грудь, нагие плечи, И не разнузданные речи, А горький ропот слышу я.

<1880>

307. МЕРТВЕЦ

В часы унынья и печали Мне вспоминается, как раз Мы, дети, весело резвясь, Остывший труп нашли в подвале.
В углу холодном и сыром Лежал он в рубище. Без цели Глаза свинцовые смотрели В пространство в ужасе тупом.
Рот сжат был плотно, щеки впали, И, наподобие венца, Лик неподвижный мертвеца Седые кудри обрамляли.
Никто не ведал, как попал Больной старик в подвал холодный, Как он здесь мучился, голодный, Как долго мертвым здесь лежал.
Толпа судила и рядила О прошлой жизни мертвеца, Догадкам не было конца, Но в них так мало смысла было.
А между тем смущал меня Вопрос: что сделал он такого, За что забыть могли, больного, Его родные и друзья?
Нетерпелив, встревожен, бледен, Я всё узнать хотел вполне, Когда заметил кто-то мне: «Ты видишь, он был очень беден!»
С тех пор прошло не год, не два, Но помнил я, бедняк забитый, И этот труп, людьми забытый, И эти горькие слова.
В годину нужд, в годину горя Они меня лишали сна, А искуситель-сатана Шептал, смеясь: «Memento mori!»[3]

<1880>

ПРИМЕЧАНИЯ

Настоящее издание ставит своей целью познакомить читателя с творчеством малоизвестных представителей демократической поэзии 1870-1880-х годов.

В книгу не вошли произведения А. М. Жемчужникова, Л. Н. Трефолева и П. Ф. Якубовича, поскольку их стихотворному наследию посвящены отдельные сборники Большой серии, а также стихи тех поэтов, которые составили соответствующие разделы в коллективных сборниках «Поэты „Искры“» (тт. 1–2, Л., 1955) и «И. З. Суриков и поэты-суриковцы» (М.-Л., 1966).

В потоке демократической поэзии 70-80-х годов видное место принадлежало популярным в свое время произведениям, авторы которых либо неизвестны, либо не были демократами, хотя создавали подчас стихотворения, объективно созвучные революционным и просветительским идеалам. Весь этот обширный материал, в значительной своей части охваченный специальным сборником Большой серии — «Вольная русская поэзия второй половины XIX века» (Л.,1959), остался за пределами настоящего издания, так как задача его — представить демократическую поэзию в разнообразии ее творческих индивидуальностей. Ввиду этого в данном сборнике отсутствуют произведения, авторство которых не подкреплено достаточно убедительными данными (например, «Новая тюрьма» и «Сон», соответственно приписывавшиеся П. Л. Лаврову [4] и В. Г. Тану-Богоразу).

вернуться

3

Помни о смерти (лат.). — Ред.

вернуться

4

Поэтическое наследие Лаврова выявлено и опубликовано не полностью. В бумагах поэта хранились две юношеские тетради стихов (см.: Е. А. Штакеншнейдер, Дневник и записки, М.-Л., 1934, с. 541, прим. Ф. И. Витязева); из них пока известно только одно стихотворение, напечатанное самим автором в 1841 г. В автобиографии Лавров указывал, что некоторые его стихотворения были анонимно и с искажениями без его ведома напечатаны в разных заграничных сборниках (П. Л. Лавров, Философия и социология. Избр. произведения, т. 2, М., 1965, с. 618). Полным и точным списком этих Стихотворений мы не располагаем. О стихотворениях периода эмиграции Лавров сообщал: «Из позднейших стихотворений два, без подписи, были напечатаны в газете „Вперед“» (там же). В настоящее время Лавров считается автором четырех стихотворений из этой газеты, хотя одно («Новая тюрьма») атрибутируется без веских оснований.