Правду ныне на престолеВидит север из-за гор.Работая мужик в поле,К ней возводит весел взор.«Царствуй, истина святая! –Он всем сердцем вопиет: –Царствуй, нам себя являя,Царствуй тысящи ты лет!
Долго мрачные туманыСокрывали тя от глаз;Бушевали тучи рьяныНад Уралом здесь у нас;Но как скоро появилисьТвои светлые лучи,Все страшилища сокрылись,Видим солнышко в ночи!
Усмирели хлебоеды,Перестали нас зоритьИ на пышные обедыДуш по тысяще валить.Не до зайцев, не до балов,Не до карточной игры;Гонят наших объедаловПод военные шатры»[2]. О, как сердце заигралоВ простодушном мужике:«Дай покину свое рало!И взыграю на гудке…Слушай вся теперь вселенна,К нам на север оглянисьИ, коль хочешь быть блаженна,Правде нашей помолись.
Я, не басней обольщая,Начинаю к тебе речь;Не природу возмущая –Не велю рекам вверьх течь,Не сдвигаю лес с кореньем,Не гоню зверей в стада;Кто так бредит с увереньем,Тот краснеет от стыда.
Мне не сведомы Орфеи,Не знаком и Амфион;Все их басни и затеи –Был пустой лишь дудки звон;Но прошу, послушай словаДеревенска простяка;Вот порукой – мать дуброва!Не скажу я пустяка.
Видишь, солнце как сияетНад деревнею у нас.Видишь, как река играет,В дальние страны катясь;Видишь злачные долиныИ цветущие луга:Они полны все скотины,Полны песней пастуха.
А овечки как резвятсяНа зеленом бережку!Наши детки веселятсяМеж цветами во кружку, –Что ж их ныне восхищает?Что так много веселит?Слышишь! эхо отвещает:Правда миром нас дарит!
Мир к нам сладкий возвратился,Мир блаженством всех снабдил,Мир с природой содружился,Мир меж нами опочил!Начались златые годыВ царстве северном у нас!Веселитеся, народы!Правда назидает вас.
Но взгляни еще направо –Наши нивы как цветут:Ровно золото кудряво,Класы полные растут…Здесь горошек, там пшеница,Ячмень, греча и бобы;Тут детина, там девицаСобирают их в снопы.
Будет чем и поделитьсяНам с соседней стороной,Коль не станет нарогтитьсяПотревожить наш покой.Полно – что нам до жеманства!Что до гордости чужой!Плюем мы на обаянства,Попирая всё ногой.
Не одни вить мизантропыЖивут нашим добрецом;Часть большая всей ЕвропыУ нас ходит за купцом;От нас соболи, лисицы,В других царствах коих нет!Горностаи и куницыДают шубы на весь свет.
Ну, скажи, магометанец!В чей ты кунтыш наряжен?Краснобай, этот британец,Чьею сталью обложен?Всё российские доброты!А без них бы вы куда?Ваши крепости и флотыБыли б жидки как вода.
Кто ж еще доволен нами?Кто снабден нашим добром?Там – за небом, за морями,Там – где солнцев ранний дом,Где китайцы, иль манжуры,Горьку воду свою пьют,Нагрузив зверями фуры,Нам спасибо все дают.
А индейцы, персиане,Разве незнакомы нам?Загляни лишь к Астрахане,Сколько их увидишь там!Все спокойно куплю деют,И пускаясь за моря,Все в сердцах своих имеютДоблесть нашего царя!»
Еще было петьМужик хотел –Стал гром греметь,И дождь пошел.
От вас, перуны,Ослабли струны!Пойду сушитьИ пиво пить!
1797
К тебе, друг правды беспримерный,Гласят признательны сердца,Стройновский! свыше вдохновенныйЛюбовью самого творца,Любовью к племенам злосчастным,Которых стоном повсечаснымИсполнен весь пространный мир,Внемли – се чувства благодарныЗа круги звездны лучезарныНесутся громче всяких лир.
Твое в них имя воспаряетИ с мудрыми да станет в ряд!Превзо?йдет многих, воссияетСреди блаженства и отрад.Изрек ты истину неложну!Гордыню обличил безбожну,Как мудрый некогда Солон.Почувствуют ли спящи крезы,Что злато их – народа слезы,Кровавый пот, болезни, стон!
Что иго рабства ненавистноМрачит их собственные дни,Что им алкали ненасытноНемвроды, Нероны одни.Почувствуют ли те уроки[4],Сколь бедства были там жестоки,Где сильный бедного теснил:В гробах не уцелели кости[5],Где скрыто было имя злости!Всеобщий вихрь их поглотил. вернуться«Пустынная лира забвенного сына природы», СПб., 1807, с. 24. Текст стихотворения отражает распространившиеся в народе слухи о дарованной царем и украденной барами свободе. Правительство Павла I рядом демагогических мероприятий поддерживало в народе веру в освободительные намерения правительства (так, в день коронации 5 (16) апреля 1797 г. был опубликован манифест о трехдневной барщине). Эта политика вызывала сочувствие в политически невоспитанных слоях народа. С другой стороны, в 1796–1797 гг. по России прокатилась волна крестьянских восстаний, причем одним из наиболее драматических эпизодов явился жестоко подавленный в январе 1797 г. бунт в орловском имении князей Голицыных. Крепостной Голицыных Варакин, конечно, об этом знал.
вернутьсяГонят наших объедалов Под военные шатры. Речь идет о мероприятиях Павла I по превращению списочного состава армии в реальный – введении обязательной и принудительной службы дворян.
вернуться«Улей», 1812, ч. 3, с. 277 (др. ред.), с правкой и дополнениями В. Г. Анастасевича; РБ, 1915, N 6, с. 59. Печ. по автографу ГПБ. Поводом для написания стихотворения явился выход книги «О условиях помещиков с крестьянами. Сочинение графа Валериана Стрешмень-Стройновского… Перевел с польского В. Анастасевич», Вильно, 1809. Книга посвящена была пропаганде идеи освобождения крепостных и превращения их в свободных арендаторов на помещичьей земле. Анастасевич в предисловии утверждал, «что желание свободы крестьянам в России ‹…› если бы когда-либо и вовсе исполнилось, было бы только возвращением им того блага, коим они вообще наслаждались не слишком в давние времена» (с. 2). Книга Стройновского, вышедшая в 1809 г., только в 1811 попала в руки читателей. Причиной этого было яростное сопротивление крепостников, многочисленные доносы на автора и переводчика (см.: М. А. Брискман, В. Г. Анастасевич, М., 1958, с. 41). Варакин своим стихотворением выступил в защиту автора и переводчика.
вернутьсяПочувствуют ли те урока и т. д. – намек на французскую революцию XVIII в.
вернутьсяВ гробах не уцелели кости и т. д. Могилы Людовика XVI и Марии-Антуанетты были уничтожены. Автограф Варакина позволяет восстановить первоначальную, значительно более острую редакцию этого места:
Что людоедов, полных злости,В гробах не уцелели кости…В обработанном для печати Анастасевичем варианте текст был значительно завуалирован:
Ты Клии указал уроки,Сколь бедства были там жестоки,Где всё превозмогала страстьВрагов людей – страсть буйства злости,В гробах их сокрушились кости…И сколь тех стран плачевна часть.(«Улей», 1812, ч. 3, с. 277)Дальнейшие три строфы, опубликованные в «Улье», по сути дела не имеют прямого отношения к стихотворению Варакина и принадлежат Анастасевичу:
Где гнусные бездейства чада:Надменность, наглость и корысть,Исторгшись из заклепов ада,Связь обществ нападают грызть,Где в общей лествице нет к нижнимВниманья степеням – и к ближнимНе уважается любовь,Где целолюбия нет тени,Но, верхней чтоб достичь ступени,Дол обагряет братня кровь.Ты рек, что злу тому виною,Что губит более народ,Чем язва, овладев страною, –Невежество, тщеславья плод!Оно, на случай опираясь,Идет средь бездн, не озираясьНа тучи, бременны дождем.Дождит… На первом скользком шагеВ ближайшем гибель ждет оврагеСлепого путника с вождем.Ты рек и, разложив отраву,Как мудрый врач противуяд,Открыл в повиновеньи правуСвоей родительницы чад.И тот, кто внял сему совету,Уже ступил шаг первый к свету,Ему содействует Закон,К нему текут на помощь музыРасторгнуть предрассудка узы,Которых лишь боялся он.