И оттуда, где меркли и краски, и звуки,
Где коробились дальние крыши селенья,
Где дымки — как простертые в ужасе руки,
Надвигалось понятное сердцу мгновенье.
И ударило ветром, тяжелою массой,
И меня обернуло упрямо за плечи,
Словно хаос небес и земли подымался,
Лишь затем, чтоб увидеть лицо человечье.
«Мирозданье сжато берегами…»
Мирозданье сжато берегами,
И в него, темна и тяжела,
Погружаясь чуткими ногами,
Лошадь одинокая вошла.
Перед нею двигались светила,
Колыхалось озеро без дна,
И над картой неба наклонила
Многодумно голову она.
Что ей, старой, виделось, казалось?
Не было покоя средь светил:
То луны, то звездочки касаясь,
Огонек зеленый там скользил.
Небеса разламывало ревом,
И ждала — когда же перерыв,
В напряженье кратком и суровом,
Как антенны, уши навострив.
И не мог я видеть равнодушно
Дрожь спины и вытертых боков,
На которых вынесла послушно
Тяжесть человеческих веков.
«Я хочу, чтобы ты увидала…»
Я хочу, чтобы ты увидала:
За горой, вдалеке, на краю
Солнце сплющилось, как от удара
О вечернюю землю мою.
И как будто не в силах проститься,
Будто солнцу возврата уж нет,
Надо мной безымянная птица
Ловит крыльями тающий свет.
Отзвенит — и в траву на излете,
Там, где гнезда от давних копыт.
Сердца птичьего в тонкой дремоте
День, пропетый насквозь, не томит.
И роднит нас одна ненасытность —
Та двойная знакомая страсть,
Что отчаянно кинет в зенит нас
И вернет — чтоб к травинкам припасть.
«На берегу черно и пусто…»
На берегу черно и пусто.
Себя не держат камыши.
Вода уходит, словно чувство —
Из обессиленной души.
И обнажает предвечерний
Уже не отраженный свет
В песке извилины теченья
И трепета волнистый след.
Сквозная судорога в водах —
Как в угасающем лице.
Непокоренья гордый подвиг
В их преждевременном конце.
Не оживив ни луг, ни поле,
Здесь устроители земли
По знаку неразумной воли
Всеосушающе — прошли.
И пятерни корней обвисли
У вербы на краю беды,
И как извилина без мысли —
Речное русло без воды.
Прогресс! И я — за новью дерзкой,
Чтобы ее неумный друг
Не смог внести в твои издержки
Дела слепых и грубых рук.
«Налет каменеющей пыли…»
Налет каменеющей пыли —
Осадок пройденного дня —
Дождинки стремительно смыли
С дороги моей и с меня.
И в гуле наклонного ливня,
Сомкнувшего землю и высь,
Извилина вспыхнула длинно,
Как будто гигантская мысль,—
Та мысль, чья смертельная сила
Уже не владеет собой,
И все, что она осветила,
Дано ей на выбор слепой.
«Ты отгремела много лет назад…»
Ты отгремела много лет назад.
Но, дав отсрочку тысячам смертей,
Теперь листаешь календарь утрат,
В котором числа скрыты от людей.
Убавят раны счет живым годам,
Сомкнется кругом скорбная семья,
И жертва запоздалая твоя
Уходит к тем, что без отсрочки — там.
И может быть, поймут еще не все
У обелиска, где суглинок свеж,
Как он глубоко в мирной полосе,
Твой самый тихий гибельный рубеж.