«Сказали так, что умер я…»
Сказали так, что умер я. Не знал.
Но слишком многих я похоронил.
Идет душа, храня живой накал,
Идет — среди живых и средь могил.
И как-то странно чувствую порой
В глазах людей, увидевших меня,
То отраженье, где еще живой
Встаю — свидетель нынешнего дня.
И те, кого я скорбно хоронил,
Глядят моими честными глазами
На этот мир, где жизней и могил
Число должны определять мы сами.
«Над сонным легче…»
Над сонным легче — доброму и злому,
Лицо живет, но безответно. Там,
Наверно, свет увиден по-иному,
И так понятно бодрствующим нам:
Там жизнь — как луч, который преломила
Усталости ночная глубина,
И возвращает мстительная сила
Все, что тобою прожито, со дна.
Минувший день, назойливым возвратом
Не мучь меня до завтрашнего дня.
Иль, может, злишься ты перед собратом,
Что есть еще в запасе у меня?
Но, может, с горькой истиной условясь,
В такие ночи в несвободном сне
Уже ничем не скованная совесть
Тебя как есть показывает мне.
«В этом доме опустелом…»
В этом доме опустелом
Лишь подобье тишины.
Тень, оставленная телом,
Бродит зыбко вдоль стены.
Чуть струится в длинных шторах
Дух тепла — бродячий дух.
Переходит в скрип и шорох
Недосказанное вслух.
И спохватишься порою
И найдешь в своей судьбе:
Будет все твое с тобою,
Да не весь ты при себе.
Время сердце не обманет:
Где ни странствуй, отлучась,
Лишь сильней к себе потянет
Та, оставленная, часть.
«Скорей туда…»
Скорей туда,
На проводы зимы!
Там пляшут кони,
Пролетают сани,
Там новый день
У прошлого взаймы
Перехватил
Веселье с бубенцами.
А что же ты?
Хмельна
Иль не хмельна?
Конец твоей
Дурашливости бабьей:
С лихих саней
Свалилась на ухабе
И на снегу —
Забытая, одна.
И, на лету
Оброненная в поле,
Ты отчужденно
Слышишь дальний смех,
И передернут
Судорогой боли
Ветрами косо
Нанесенный снег.
Глядишь кругом —
Где праздник?
Пролетел он.
Где молодость?
Землей взята давно.
А чтобы легче было,
Белым, белым
Былое
Бережно заметено.
«Нет, лучше б ни теперь, ни впредь…»
Нет, лучше б ни теперь, ни впредь
В безрадостную пору
Так близко, близко не смотреть
В твой зрак, ночная прорубь.
Холодный, черный, неживой…
Я знал глаза такие:
Они глядят, но ни одной
Звезды в них ночь не кинет.
Но вот губами я приник
Из проруби напиться —
И чую, чую, как родник
Ко мне со дна стремится.
И задышало в глубине,
И влажно губ коснулось,
И ты, уснувшая во мне,
От холода проснулась.
«Прощаюсь с недругом и другом…»
Г. Улановой
Прощаюсь с недругом и другом,
Взвивает занавес края,
И сцена —
Палуба моя —
Вплывает белым полукругом.
Уже тревогой
Распят фрак
Перед оркестром, ждущим знака,
И тишина — как чуткий враг,
И там,
Угаданный средь мрака,
Огромный город впереди,
Нагроможденный ярусами.
Так что ж,
Пронзай, казни, гляди
Неисчислимыми глазами!
Я здесь.
Я словно в первый раз
Свое почувствовала тело.
Я притяженье
Этих глаз
Превозмогла, преодолела.
И вот лечу, и вот несу
Все, с чем вовеки не расстанусь,
И тела собственного танец
Я вижу
Где-то там, внизу.
О как оно послушно мне,
И как ему покорны души!
Я с ними здесь
Наедине,
Пока единства не нарушит
Аплодисментов потный плеск,
Ответные поклоны тела,
А я под этот шум и блеск,
Как легкий пепел, отлетела.