Неказиста река Стугна,
и струя у Стугны
скудна,
и извилистый ил
на дне,
сухощавые утки
в плавнях.
Та Стугна затворила
Днепр
князю-мальчику
Ростиславу.
На Стугне
процветает
май,
жеребцы
потрясают
челками.
А по мальчику
плачет мать,
исцарапав ногтями щеки.
На заутрене бор
мокр.
Грай ворон черноперых
смолк.
Дятлы ползают по сучьям,
стуча.
Над рябинами
ползучий
чад.
Сняли свой ночной дозор
соловьи.
Углубился Игорь в бор, —
слови!
И сказал Кончаку Гза:
— Если сокол убежал
из гнезда,
не допустим соколенка
домой,
доконаем закаленной
стрелой. —
И сказал Гзе Кончак:
— Если сокол в гнезде
зачах,
краснощекую
сочную де́вицу
мы положим около сокола;
никуда он тогда
не денется,
так и будет валяться
около. —
И сказал Кончаку Гза:
— Ты держи начеку
глаза.
Бабу соколу
не подсовывай,
половчанки к русичам
слабы,
убежит половчанка
с соколом,
и не будет
ни князя,
ни бабы.
* * *
Лихо Солнце поднебесное
колет Днепр
лучами
острыми.
Страны рады,
грады веселы,
Днепр с утра
хлопочет
веслами.
Бусы у девиц
агатовые,
у девиц запевки
ладные.
Днепр с утра ладьи
побалтывает,
переполненные ладами.
Ну-ка в хоровод!
Запаришься
под июльскими деревьями.
Песню спев князьям
состарившимся,
молодым споем
со временем.
Слава
Игорю со Всеволодом!
Киев-городу
родимому!
И со Всеволодом
все в ладах,
и в ладах
с младым Владимиром!
Славься,
Русь,
лихими плясками!
Славься
злаками обширными!
Слава Ярославне ласковой!
Слава
доблестным дружинникам
Да будет!
Соловей-Разбойник
1
Сколько на рынке
ос,
но и не меньше
добра.
Бродит по рынку,
бос,
пьяный Иван-дурак.
Левое око —
дыра,
впадины
вместо щек.
Щелкает вшей дурак:
щелк,
щелк,
щелк.
Лезет в мешки,
болван, —
здо́рово осовел.
— Слышь-ко, —
шипит Иван, —
под Киевом
СО-ЛО-ВЕЙ…
Крупный разбойник! Страсть!
Свистнет —
и всё отдашь…
Ох,
и пощупает вас…
— Нишкни,
заткнись,
балда! —
Торгаш толстобрюх, —
кавун!
Под монетой провис
карман.
— Твой Соловей —
свистун… —
Захохотал Иван.
2
Над Россиею высоко
свист,
парусиновый, жестокий
свист!
По чащобам расстелился
свист,
опрокидывает листья
в омуты.
Над хороминами свист
повис,
и подрагивают бревнами
хоромы.
Рассвистался по Руси
Соловей.
Разве свист —
свистопляска
над долами?
Позолоченные маковки с церквей
скатываются,
что головы.
У Владимира в девишнике
страх.
Обескровил губы-вишенки
страх.
Триста девок сгрудились
в кружок,
триста девок — белогрудых
жен.
Говорит Апраксия-жена,
в меру умственна,
прекрасна
и жирна:
— Ой вы, бабоньки,
ой вы, неженки,
для кого намываете ноженьки
благовониями печенежскими,
для кого начищаете ножики?
Для Владимира.
Как телесные прелести выгородить
вам,
курносые,
нерадивые, —
300 в Белгороде,
300 в Вышгороде,
200 в Берестове
баб у Владимира.
Ой вы, бабоньки бархатнокожие,
ой вы, паиньки,
ой вы, барыньки,
поднимайте множество ножиков
на похабника
и на бабника
на Владимира.