3
У Илейки темница темна, —
не увидишь даже собственных рук.
В той темнице
ни щелей,
ни окна,
в потолок закручен стражей
крюк.
Хоть повесься,
хоть повесь
сапог,
и дивись, вообрази, что бог
сей сапог,
нечто вроде Христа.
Но на Муромце нема креста.
Потому-то богатырь давно
ни идолищу,
ни богу
не угоден,
что уверовал только в бревно,
на котором коротает годы.
Неспроста,
не за пустяк сюда
усадил богатыря государь.
Говорил властелину Илья:
— Или ты води дружину,
или я. —
Третий год богатырю во сне
снится жареная всячина —
снедь.
А в темнице —
темень
и сырь
и разгуливают орды
крыс.
Богатырь насупил темя,
сир,
и ошметок от коры
погрыз.
Проворчал,
лапоток залатав:
— Превратили Муромца в Золушку.
Отомщу я тебе, сволота,
Володимир Красное Солнышко…
4
Перепуганы бояре,
тараторят, вящие:
— Будоражит смердов ярость
по ярам и чащам,
наши клади —
о проклятье! —
грабят,
а иконы
топчут,
не бывать прохладе
на Руси николы.
Наши головы с-с-сымерды
разрубают плавно
на квадраты,
будто это
овощи,
не главы.
Наши головы к скворешням
вешают мальчишки.
Княже,
приструни скорейше
Соловья — зачинщика.
Этот свист
и эти песни
надо —
под корягу. —
Володимир гладит перстень,
молвит:
— Эх вы, ряхи,
эх вы, квакушата муторные,
кобели семейные!
Триста жен моих
за смуту
выпороть сумели…
Перевешать вас, калеки,
недостанет веток…
Всех в темницу!
Звать Илейку!
Мать вашу
разэтак!
5
Раскачался Разбойник —
любо! —
на сучке:
влево —
вправо —
крен.
Дубина —
обломок дуба —
у смутьяна промеж колен.
У смутьяна рваное ухо.
(О, Разбойник еще тот!)
Знает:
надо дубину
ухнуть,
а дальше —
сама пойдет!
Надо песню заначить,
а дальше —
сама пойдет!
С дубиной звенящей
не пропадет.
Раскачался Разбойник —
ух ты! —
на сучке:
влево —
вправо —
крен.
— Здорово, рваное ухо!
— Здорово, Илья, старый хрен!
Как в Киеве?
Так же пашни
Владимир оброком забрасывает?
По-прежнему крутит
шашни
с богатырями Апраксия?
Небось княжна наставляла
тебе
рогатое имя?
— Э, брось шебушиться, дьявол,
что ссориться?
Лучше — выпьем.
Слезай, Соловей,
ты,
да я,
да
мы — двое в России пасынков…