Прочь притчи! Ты читай меня, чело!
Знай за меня, — я сам собой не читан.
А мной, как нарицаньем, написали
цветок — шрифтовщики-александрийцы:
их истин пепелищ не доискаться…
Публичный плагиатор в термах Рима,
Овидий объяснил, что мой отец
бог вод Кефис, а мать Лириопея
(латиница!) купальщица воды.
Я бился над водой и вот влюбился
в себя донельзя. Сам себя растлил.
(Овидий был судим за сутенерство.)
Заинтересовавшись, Зигмунд Фрейд,
как невидалью, водной процедурой,
во медицины имя, вдруг возвел
воздейство вод на секс-психоанализ:
я — первый постулат… (Фрейд стал смешон.)
Простим же им ритмическую прозу:
о прозорливцы, талмудисты тел.
Ведь первый был мистификатор-мим,
второй — симпатизист семенников.
Я — сын Эллады именем Нарцисс.
Слепец Тиресий мне сказал судьбу
(Читай: «Метаморфозы», книга третья).
И аксиом сей был неоспорим.
Я жил как жил… Но жить как жить… но как?
я шел в шагах меня уже любили
садился в стул присаживались при
с признаньями, ложился я на локоть
хватали веер от укуса мух,
заболевал писали эпистолы:
архонты нимфы пифии флейтисты
ученики умнейших уст Сократа
губицы-устрицы агелы Лесбос
беседы в банях на скамьях судейства
на пляжах рощ священных клумб Кефала
в амфитеатрах распустив хитон
вывешивали фалл фигурой флейты
брильанты Бирмы чайфарфор Китая
на рынках за завесой от дождя
на виллах за стеклярусной завесой
давали девственницы ягодицы
кусали старцы челюстью костяшки…
не лгал. Но не желал я их, живой.
Не трать трагизмы: я ушел в скалы.
Запомни вот что: я не знал телес
ничьих… им несть числа!.. Но некий знак…
Читал часы. Оленя путал сетью.
Ловил кресалом пламя. (Зов зеркал…)
Спал на скалах. Не то что полюбил,
но был мне первостью цветок. Он вырос
у изголовья на ничьих наскальных
травицах. Я назвал его нарцисс.
Когда я спал, он мне менял лицо…
а вообще-то был он пятилистник.
Я спал все луны под оленьим мехом,
не мягок мех, скала не теплотворна.
Оленя ел во время водопада:
пил дождь с ладошки, если было в дождь…
Сам по себе. Я знал: зеркальны скалы.
Смотри, смотри же, смертник! Я — смотрел.
Я не о том!.. Не там! Я лишь опять,
описывая опус нарциссизма,
отписываю ямб себя — себе.
Я сам себя — всевидел. Не сумел
быть в двойстве. Обессмыслен абсолют:
невероятность ясности слиянья
себя — с изображением себя…
Читай, ты, узурпатор губ глагола:
я обещаю грифельность волос,
их кружевность на шее, семиснежность,
хрусталь ключиц кастальских (я не сплю!)
и поцелуи пальцев на сосцах
у пишущей машинки (пятьдесят
их у нея!). Цитируем цинизм:
на фалле же — флажок из зверя фиги
(такое зверя вкусное росло!).
Невинность лишь у ненависти… Я
невинность у любви не объявлял.
Давайте так: да здравствует девиз:
«Язык мой звонок — скалы не лизать!»
Я — сам в себе. Все остальное — Слово,
осмысленное, смертное, как вещь.