Тише…
Лают лайки,
лайки Амундсена…
Дробный и торопкий
перестук на спуске…
Это же на тройке
Александр Пушкин!
Их манит виденье
снежных аномалий.
Это —
заблужденье.
Я-то понимаю:
это заблужденье
вследствие блужданий
по январским дебрям,
по долинам дальним.
На полях суровых
ничего не слышно…
Лишь скрипят сугробы
да струятся лыжи.
«Вдохновенье!..»
Вдохновенье! —
июльским утром
вдох за вдохом вдыхая небо,
начертать
сто поэм
в минуту,
над блокнотом согнувшись немо.
А потом
по бетонным трассам
зашагать,
воспевая трассы
всем аллюром аллитераций,
всеми выдохами
ассонансов,
чтоб запыхтели ритмы —
напористые насосы,
чтоб рифмы,
как взмахи
бритвы,
заполыхали на солнце!
Аллеи
Небо заалело.
В городе, как в зале,
гулко.
Но аллеи,
видимо, озябли.
Приклонили кроны
к снегу — олову,
жалуются громко:
— Холодно, холодно.
Уж такая стужа
справа и слева,
в мире — стужа! —
тужат
дубовые аллеи.
Эх вы, плаксы, плаксы,
вы,
дубы-варяги!
Не точите лясы.
Я вас уверяю:
кажется вам,
будто
ни крупицы солнца.
Будет май.
И будет
Солнечная Зона,
Солнечное Лето,
Солнечная Эра!
Слушают аллеи.
Верят
и не верят.
Студенческий Каток
Девчонки на льду перемерзлись, —
ледышки
Как много девчонок —
точеных лодыжек…
Девчонок — пижонок —
на брюках замочки.
Как много девчонок —
заочниц
и очниц:
горнячек — тихонь,
фармацевток — гордячек…
Весь лёд — напролёт — в конькобежной горячке!
А радио!
Заледенело на вязе,
что белая ваза,
а вальсы — из вазы!
А парни!
А парни в беретах шикарных,
и пар изо ртов,
будто шар из вулканов.
Они,
великаны,
плывут величаво,
коньки волоча
и качая
плечами!
Они подплывают к пижонкам-девчонкам,
и, зверски краснея,
рычат утонченно:
— Нельзя ли на вальсик…
вдвоем…
поразмяться…
Да разве каток?
Это —
Праздник Румянца!
Первая капля
Небо —
палевая калька.
С неба упала
первая капля.
Первая капля.
Капля-карлик.
Зарокотала
и покатилась
и по кварталам,
и по квартирам…
Товароведы из «Гипропитанья»
в каплю швыряли ручки, рейсшины,
даже автобусы-гиппопотамы
каплю давили рубчатой шиной.
Каплю пытались выпить из ложки
экс-пациентки крымских купален.
Противокапельные галоши
все покупали,
все покупали!
Но, несмотря на репрессии жаркие,
капля взрослела, крепла, мужала.
Капля плескалась, —
рыба форель! —
вздулась —
превыше троллейбусных тросов.
Дотронься —
и лопнет!
И — апрель!
Только —
дотронься!
Май
Земля дышала глубоко:
вдох —
май!
И выдох —
май!
Неслась облава облаков
на лоно площадей,
за батальоном батальон
щебечущих дождей
низринулся!
Устроил гром
такой тартарарам,
как будто весь земной гудрон —
под траки тракторам!
Сто молний —
врассыпную,
вкось,
жужжали в облаках,
сто фиолетовых стрекоз
жужжали в облаках!