Выбрать главу
В ту полночь мы Цезаря жгли на руках, о Цезарь! о сцены! И клялся Антоний стоять на ногах, и офицеры.
Мы шагом бежали в пустынный огонь, как ящерицы с гортанью, сандалии в коже, а ноги голы, из молний когорты.
И до Пиренеев по тысяче рек мы в Альпы прошли, как в цветочки, и сколько имен и племен и царей вели на цепочке.
Триумфы, и лестниц Лондиния стен, и Нил, и окраины Шара, на башню всходя и дрожала ступень от римского шага!
Что это у нас после Мартовских ид? лишь склоки Сенату да деньги, мир замер в мечах, вот когорты идут по Аппиевой дороге.
На стенах булыжных не тот виноград, кричали и мулы в конюшнях, что Цезарь ошибся, что Октавиан… А мы не ошиблись.
Тот был Провиденье, Стратег и Фантом, и пели уже музыканты, что этот не гений, а финансист, он — Август, морализатор.
Сбылось, и империя по нумерам. Но все-таки шли мы в Египет, но в мышцах не кровь, а какая-то мгла, мы шли и погибли.
Пылал Капитолий!.. И пела труба, и Тибр содрогнулся, и кони! — О боги, мы сами сожгли на руках сивиллины книги!
Еще неизвестно, ли Риму конец. (Вот спички не жгутся, а чиркнул!) Не тот это голубь, и лошадь — не конь от Августа до Августишки.
Тибр был — кровеносен в Империи Z. Не Рим это, тот же, но всё же, не мрамор кирпич и веревки не цепь, и Аппий — весь в ветках.
Стальные когорты в оружье ушли, а было их столько, а сколько? Хожу, многошагий, они из земли глядят, как из стёкол.
II А кто-то в ту полночь из тех, кто стоял с зашитыми ртами, и Доблесть, и Подвиг — оклеветал, а трубы украли.
Двутысячелетье скатилось, как пот, народы уже многогубы, и столько столиц, и никто не поёт, — украдены трубы!
Как призрак, над крышами стран — электрон да ядерный рупор. Не тот это голос! Зачем я, Тритон, взвывающий в Трубы?
Имперские раковины не гудят, компьютерный шифр — у Кометы! Герои и ритмы ушли в никуда, а новых — их нету.
В Тиргартенах уж задохнутся и львы, — не гривы, а юбки. Детей-полнокровок от лоботомий не будет, Юпитер!
И Мы задохнутся от пуль через год, и боги уйдут в подземелья. Над каждым убитым, как нимбы (тогда!) я каску снимаю.
Я тот, терциарий, скажу на ушко: не думай про дом, не родитесь, сними одеяло — вы уж в чешуе и рудиментарны.
И ваши пророки, цари и отцы, горячего солнца мужчины, как псы, завертя́тся на «новой» Оси, как кролики на шампурах.
И больше не будет орлят у орлов, их яйца в вакцинах. С березовых лун облетит ореол без живописных оценок.
И вирус с охватывающим ртом научит мыслителей Мира, не хаос, конечно ж, и даже не смерть, но будут в гармонии срывы.
Смотря из-под каски, как из-под руки, я вижу классичные трюки: как вновь поползут из морей пауки и панцирные тараканы.
Ответь же, мне скажут, про этот сюжет, Империя — головешки? А шарику Зем?..                 Я вам не скажу, я, вам говоривший.

«В снегу лисиц сивиллины Трилоги…»

В снегу лисиц сивиллины Трилоги, требуквен Рим, лишь в Красной Кнопке боевой тревоги я повторим.
Как молний и акул не мыслим стулья, как эхолот, я звуколов, а этому Столету я эпилог.
Легко расстанусь с рёбрами по телу и с прахом ваз, и это вы и век уйдёте в Лету, а мой возврат.
У ноты нет ни линий с языками, она как мист, в единый миг из камня возникает, из метастаз.