В ту полночь мы Цезаря жгли на руках,
о Цезарь! о сцены!
И клялся Антоний стоять на ногах,
и офицеры.
Мы шагом бежали в пустынный огонь,
как ящерицы с гортанью,
сандалии в коже, а ноги голы,
из молний когорты.
И до Пиренеев по тысяче рек
мы в Альпы прошли, как в цветочки,
и сколько имен и племен и царей
вели на цепочке.
Триумфы, и лестниц Лондиния стен,
и Нил, и окраины Шара,
на башню всходя и дрожала ступень
от римского шага!
Что это у нас после Мартовских ид?
лишь склоки Сенату да деньги,
мир замер в мечах, вот когорты идут
по Аппиевой дороге.
На стенах булыжных не тот виноград,
кричали и мулы в конюшнях,
что Цезарь ошибся, что Октавиан…
А мы не ошиблись.
Тот был Провиденье, Стратег и Фантом,
и пели уже музыканты,
что этот не гений, а финансист,
он — Август, морализатор.
Сбылось, и империя по нумерам.
Но все-таки шли мы в Египет,
но в мышцах не кровь, а какая-то мгла,
мы шли и погибли.
Пылал Капитолий!.. И пела труба,
и Тибр содрогнулся, и кони! —
О боги, мы сами сожгли на руках
сивиллины книги!
Еще неизвестно, ли Риму конец.
(Вот спички не жгутся, а чиркнул!)
Не тот это голубь, и лошадь — не конь
от Августа до Августишки.
Тибр был — кровеносен в Империи Z.
Не Рим это, тот же, но всё же,
не мрамор кирпич и веревки не цепь,
и Аппий — весь в ветках.
Стальные когорты в оружье ушли,
а было их столько, а сколько?
Хожу, многошагий, они из земли
глядят, как из стёкол.
II
А кто-то в ту полночь из тех, кто стоял
с зашитыми ртами,
и Доблесть, и Подвиг — оклеветал,
а трубы украли.
Двутысячелетье скатилось, как пот,
народы уже многогубы,
и столько столиц, и никто не поёт, —
украдены трубы!
Как призрак, над крышами стран — электрон
да ядерный рупор.
Не тот это голос! Зачем я, Тритон,
взвывающий в Трубы?
Имперские раковины не гудят,
компьютерный шифр — у Кометы!
Герои и ритмы ушли в никуда,
а новых — их нету.
В Тиргартенах уж задохнутся и львы, —
не гривы, а юбки.
Детей-полнокровок от лоботомий
не будет, Юпитер!
И Мы задохнутся от пуль через год,
и боги уйдут в подземелья.
Над каждым убитым, как нимбы (тогда!)
я каску снимаю.
Я тот, терциарий, скажу на ушко:
не думай про дом, не родитесь,
сними одеяло — вы уж в чешуе
и рудиментарны.
И ваши пророки, цари и отцы,
горячего солнца мужчины,
как псы, завертя́тся на «новой» Оси,
как кролики на шампурах.
И больше не будет орлят у орлов,
их яйца в вакцинах.
С березовых лун облетит ореол
без живописных оценок.
И вирус с охватывающим ртом
научит мыслителей Мира,
не хаос, конечно ж, и даже не смерть,
но будут в гармонии срывы.
Смотря из-под каски, как из-под руки,
я вижу классичные трюки:
как вновь поползут из морей пауки
и панцирные тараканы.
Ответь же, мне скажут, про этот сюжет,
Империя — головешки?
А шарику Зем?..
Я вам не скажу,
я, вам говоривший.
«В снегу лисиц сивиллины Трилоги…»
В снегу лисиц сивиллины Трилоги,
требуквен Рим,
лишь в Красной Кнопке боевой тревоги
я повторим.
Как молний и акул не мыслим стулья,
как эхолот,
я звуколов, а этому Столету
я эпилог.
Легко расстанусь с рёбрами по телу
и с прахом ваз,
и это вы и век уйдёте в Лету,
а мой возврат.
У ноты нет ни линий с языками,
она как мист,
в единый миг из камня возникает,
из метастаз.