Выбрать главу
Мне механизмы чужды междуножья, рождён, как Бык, мой красный мускул серии не множит, им полон миг.
И смерть меня не более ужасна, чем взлёт пыльцы, поют уж гимны в воздухе у жизни Ея гонцы!

2. Уходят цыгане

Уходят цыгане

1 Над городом (не договаривай!) луна с песцом. На пальчике доигрывай себе.
По Невскому с цитатами тех лет я ухожу с цыганками телег.
С бутылками и с бубнами всех лет, с колечками и с бубнами — валет.
С гремушкой целлулоидной с утра, со всеми поцелуями у рта.
С верёвками, с конем моим, с ножом, с туфлями канифольными ста жен.
С цыганками и с дынями гитар, я ухожу от имени гитан.
С кибитками, цветастые, с пургой, с шампанским и с цыганками — уход.
Я говорю три формулы с икрой: пиковая, трефовая, и кровь.
2 Кто помнит кудри с розами, бокал! Как голосами грозными пугал!
С романсами (ножовые!) — укол срезали, будто ножницы у горл.
За голенищем с гирькою ножи, с цыганками, за горькую, за шар души.
За кровь мою, открытую ветрам, за ту любовь ответную, — спасибо вам,
что шли вы, огнестрельные, на нас, что били не со стремени, не нож на нож,
за вбиты в позвоночники болты, за ручки позолочены, — бинты, бинты,
за ножки перламутровы, — медны, за зубки перебитые, — менты, менты.
3 От этой топи-ильмени семь бед. Я ухожу от имени к себе!
За зори с разносолами семь мук, шатёр мой разрисованный сниму.
С каймою шали шелковой, с узлом, с дудой и Белой Лошадью уйдём.
С пустой деньгою медною, с сурьмой, с комедией, с медведями, с серьгой!
От этой тьмы египетской (а то — убью!), я профилем египетским уйду
с тарелочкой фаянсовой во рту! Живите же с финансами, — вот тут,
с билетами, по литере, от — до, мундиры и строители, — казённый дом!
Со свистом, целым табором, цугом! Живите же по табелю, и без цыган.
Я ухожу, уходим мы — в свою! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ни сказок про вас не расскажут, ни песен про вас не споют.

Подражание старинному романсу

Что в этой, циничной и людной, я призрак старинный меня, я выйду дорогою лунной, и нет ни ножа, ни коня.
Их нету, на пленках из ки́но осталась их гордая грудь, убиты цыганские кони, и не с кем теперь говорить.
Взлетели, как ласточки, сабли, и в землю зарыты курки, и нету дамасской полоски, и нечего делать рукой.
Мне мрачны мышиные войны, мы вышли в открытом бою, разбиты безумные вина, а эти, целебны, не пью.
И струны дуэнде гортанны, бесслёзный и яростный плач! А если берутся гитары, то как мертвецы на плечо.
А выйдешь один в полнолунье, луна освещает меня, о если б бокалы наполнить и свистнуть в два пальца коня!
О если бы новые встали, как струны из красных рубах, припрятаны кони и стали, я дам им, не дрогнет рука.
Одену их в грозные нимбы, кинжалы, и стремя, и плеть, но юноши эти из лимфы, им хочется жить, а не петь.