Мне механизмы чужды междуножья,
рождён, как Бык,
мой красный мускул серии не множит,
им полон миг.
И смерть меня не более ужасна,
чем взлёт пыльцы,
поют уж гимны в воздухе у жизни
Ея гонцы!
2. Уходят цыгане
Уходят цыгане
1
Над городом (не договаривай!)
луна с песцом.
На пальчике доигрывай
себе.
По Невскому с цитатами
тех лет
я ухожу с цыганками
телег.
С бутылками и с бубнами
всех лет,
с колечками и с бубнами —
валет.
С гремушкой целлулоидной
с утра,
со всеми поцелуями
у рта.
С верёвками, с конем моим,
с ножом,
с туфлями канифольными
ста жен.
С цыганками и с дынями
гитар,
я ухожу от имени
гитан.
С кибитками, цветастые,
с пургой,
с шампанским и с цыганками —
уход.
Я говорю три формулы
с икрой:
пиковая, трефовая,
и кровь.
2
Кто помнит кудри с розами,
бокал!
Как голосами грозными
пугал!
С романсами (ножовые!) —
укол
срезали, будто ножницы
у горл.
За голенищем с гирькою
ножи,
с цыганками, за горькую,
за шар души.
За кровь мою, открытую
ветрам,
за ту любовь ответную, —
спасибо вам,
что шли вы, огнестрельные,
на нас,
что били не со стремени,
не нож на нож,
за вбиты в позвоночники
болты,
за ручки позолочены, —
бинты, бинты,
за ножки перламутровы, —
медны,
за зубки перебитые, —
менты, менты.
3
От этой топи-ильмени
семь бед.
Я ухожу от имени
к себе!
За зори с разносолами
семь мук,
шатёр мой разрисованный
сниму.
С каймою шали шелковой,
с узлом,
с дудой и Белой Лошадью
уйдём.
С пустой деньгою медною,
с сурьмой,
с комедией, с медведями,
с серьгой!
От этой тьмы египетской
(а то — убью!),
я профилем египетским
уйду
с тарелочкой фаянсовой
во рту!
Живите же с финансами, —
вот тут,
с билетами, по литере,
от — до,
мундиры и строители, —
казённый дом!
Со свистом, целым табором,
цугом!
Живите же по табелю,
и без цыган.
Я ухожу, уходим мы —
в свою!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ни сказок про вас не расскажут,
ни песен про вас не споют.
Подражание старинному романсу
Что в этой, циничной и людной,
я призрак старинный меня,
я выйду дорогою лунной,
и нет ни ножа, ни коня.
Их нету, на пленках из ки́но
осталась их гордая грудь,
убиты цыганские кони,
и не с кем теперь говорить.
Взлетели, как ласточки, сабли,
и в землю зарыты курки,
и нету дамасской полоски,
и нечего делать рукой.
Мне мрачны мышиные войны,
мы вышли в открытом бою,
разбиты безумные вина,
а эти, целебны, не пью.
И струны дуэнде гортанны,
бесслёзный и яростный плач!
А если берутся гитары,
то как мертвецы на плечо.
А выйдешь один в полнолунье,
луна освещает меня,
о если б бокалы наполнить
и свистнуть в два пальца коня!
О если бы новые встали,
как струны из красных рубах,
припрятаны кони и стали,
я дам им, не дрогнет рука.
Одену их в грозные нимбы,
кинжалы, и стремя, и плеть,
но юноши эти из лимфы,
им хочется жить, а не петь.