7
Не верь. Дождь идёт.
Он уж шел на моих страницах не меньше, чем из
и вниз.
Ну и что ж, что шел, и опять идёт,
прыгун с шестом.
Он идёт и идёт, высуну руку из стекла,
мало-точками стукая — он,
сея яды, гудя и плюя,
как Хао́с,
«всё вода» (Фалес),
Но не «да» (Тиэтет).
А дуда?
8
Дождь дудит в колючки-электро-нить, а на Вышке стоит
Часовой,
он рисует мне бирку — на левом запястье браслет,
нумеролог, он пишет число идентичное — кто-кто,
наливает в мой котелок из межножья — мочу.
Я молчу.
И сшивает губу за губу — не убегу.
Чу! —
собаки серебряные в клочья рвут беглеца,
от них же башмаки на камнях,
надеваю, бегу, и кричу на бегу,
что не я!
Но струя
с Вышки бьет, проливная, как возвышенный романс,
и кричат корабли Земли:
сон! сон! сон!
Но не сон.
В унисон
в радиорупор кричит Часовой — по местам!
псы к хвостам!..
Бесконечны гирлянды и семантизмы дождя…
как вождение самок по этажам Любви…
Ой люли!
9
Ты газель голубая как лёд
войди в ванну, возьми зеркало и карандаш
и пиши себя — на листке:
темя волосы лоб
брови веки ресницы глаза Золотой Нос
щеки скулы губы уши подбородок кадык
шею ключицы плечи локти пальцы до ногтей
и ногти ладони линии сгибы фаланг
груди соски ребра живот пупок
родинки волосяной покров у лобка
член или отверстие ноги колени голени стопу, —
мне не говори, я увижу кто смог, а кто нет.
Опять же ногти ног пятки и обследуй ступню.
Запись мне не показывай, а положи в сейф,
или ж порви, сожги, не важно — это ж самоосмотр.
И что ж?
Я имел 3 тыс. уч-ков и уч-ниц (одно и то ж!),
они приходили в Студию на каждый урок, —
учиться человеческой речи, чтоб во всеоружье вступить в
«мир искусств»,
и то что пишу был первый тест на психику и ни кто —
не смог.
Читатель (гипотетический!) сделай это себе:
ты войди в ванну, возьми карандаш и зеркало, полон искр…
я знаю их интим — дойдут в письме до бровей,
и самый низколобый отметит как он высоколоб,
окинет оком фигуру, — конечно ж, дрожа, — хороша!
и дальше — ни взора, и выйдет из ванны нагой
(ногой!),
застегнет халат на стуле и будет бдить. —
а на кой?..
А на той,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
что голос тела имеет некий диапазон —
от фа-диез малой октавы до си-бемоль третьей, — не у них, у книг.
10
Эти книги читают как критические статьи,
а чуть-чуть не статья — и леденеет кровь,
а листнут — и выпучиваются вскипяченные глаза,
а за?
Все ж запомнится имя из рода в род,
будут пугать им, убаюкивая — не читай,
разве ж это не высшая весть у автора, где современник сипл
и опасливо озирается, ждя удар.
Но его не будет. Я не Феб.
Это покер-блеф.
11
Могут ли гайки быть гладкоствольны? — нет,
у них нарезка, и если есть винт,
гайка при деле — завинчивается им,
кем — им? я ж говорю — винтом,
кто завинчивает? — терпи, терпи,
они похожи на жидкие глаза,
от гладкоствольных гаек спасенья нет.
12
Что ж тут поделаешь, если такой падеж?
Я вижу ящериц молниемедных и ос на длинных ногах.
Закованный в шлем стою как экспонат,
вращая стеклами в глазах,
чего же ты хочешь от кисти руки, кости ноги?
Кто-то стучится в дверь — это кости стучат.
Выгляну в окно — всюду ходит Золотой Нос,
то он аист, то самка, то он туфли, то и Гоголь он,
то как откушенный член с алебардой у дверей.
Двери закрываются.
Он очень нежен, душист, умён, как венгерский стручок,
и надо же! — даже как дуэльный пистолет,
морален как шаги Командора и лукав как микроб.
То есть он вездесущ. Обонятелен. Куда б нырнуть
знает как щука. И как крысиный хвост.