17
Не упускай. Эту осень, еще зелены дожди,
этот сентябрь, он магичен и красочность впереди,
и в желтокрасных шелках будет небесный свод
и земной порошок.
И будет Небо — необъективно и вольет иглой тебе
Новую Луну,
Новую Луну, Зюлейку-Сатану.
И ты будешь как прежде со своей седою головой,
и смотреть, запрокидываясь, блеск голубых Рыб,
с седою головой — звук горловой.
Горизонтальные птицы, ноги поджаты у них
как губы у женщин, и те и те улетают на Юг,
да наждачные пилы — когти точить,
да леденящий эпос генеалогических фраз.
Кого ты приманил, кого прилунил?
18
Затмение Луны (полноценной) и она оранжевая — рубин,
повсюду в садах жгут дым голубой и я задыхаюсь от,
я неумен созерцать, а движенья сжигают яд,
но не успокаивают…
Сад полон:
от заменителей звёзд до оловянных яблок —
всё тут.
А я б променял эту плодность на бокалы вин на каждом суку,
чтоб звенели они мерцая как маятники и — всегда,
и я б ходил просыпаясь и пил допоздна то коньяк,
то бенедиктин,
и было б мне лучше от этого чем от всего.
то ликер шерри-бренди то водку с перцовым стручком,
то чешский ром то британский джин, то виски без льдин,
и было б мне лучше чем без всего.
Я б променял свою жизнь, полную т. ск. книг из соловьев
и комет
на цистерну сивухи (картофельной!) 70°,
и пил бы из шланга (вот уж где дух, так Дух!),
и мне было б лучше и было б мне лучше — окостенеть.
Но сурово. Из щели Крыса высовывает Золотой Нос, —
не пахну ль я бальзамом? —
о нет, о нет!
19
Не приманил, не прилунил,
нет октав.
Вялозеленые листья приспускают зонты,
призраки сеют капли, их семена.
Можно б раздвинуть тучи, как штору, но в ней нет дней,
а календарные дни как санитарные иглы идут шаг в шаг,
океаны мерзнут, их транзитный язык, —
не ахти. Эти этюды оставь…
Метутся листочки рук и ног.
20
Но есть иная жизнь, где нет Начал,
союз луны и глаз и вёсла сада,
где страсть новорождённая как ночь,
и с сигаретой дочери Содома.
Здесь я чужой среди домов и плит,
поставленных с окна́ми вертикально,
и не течет по морю черный плот,
и запах вин как золото литое.
И запах роз душицы и мелисс
как говорится в этом Доме Жизни,
где тени с лестниц ходят как моря,
и звуковые груди юных женщин.
О бедный бредный Мир из клаузул,
мне нужен чек на выходы с судьбою,
а я лечу как вынутый кинжал,
в давным-давно покончивший с собою.
Эпилог
1
Почему в этом доме
деревянные башни,
голубиные яйца?
и сверчки будто вспышки
выстрелов у дверей?
2
Кисти ломаются, руки кружат по лицу,
задевая уши, смотрю туч на смену,
одно на другое, и капли льнут к лицу
из Верховной слизи.
И женщины в тучах капли льют
и приникают к лицу,
но смена женщин и смена туч —
одни и те же дожди.
3
Не называй. Сказанное громко отодвигает тебя в небытие.
Кислые кости не ешь, а отстрани.
Голубиные яйца сожми указательным пальцем и большим,
брызнет сок на твою хиромантию и осязай.
4
О как ранят старые предметы,
керамические их монеты,
свечка Фарадея, клавесин,
поколенья клавиш из кости
слоновой…
И снежинка Кеплера.
5
Как стерегут костры зеленые огни…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ну вот. Двери закрываются. Выход и вход
забиты гвоздями в шляпках на тонком каблуке,
и вылезаю — крысы рисуют пол,
древоточцы в боксерских перчатках шлют салют из
щелей,
пауки забрасывают сетями углы и столы.
Не иллюзорно как-то.
6
О сколько лет прошло с тех зим
и съедено камней,
русалок бюст и женщин низ —
тела давно минувших дней…
Мне скучно, негус!