Уже давно проверено:
при самом теплом зареве,
при самом ярком ветре мы
запутаемся заново!
Пушкинские горы
1. В Михайловское на лыжах
Лязг зеленого металла
хвойности в низинах,
мимолетность,
моментальность
звезд — снежинок.
Солнце!
И морозный зной.
Пни, пеньки — нелепо.
Белизной,
голубизной —
низменности, небо!
Очертанья черных крыш
древесны, подробны.
Выползают из-под лыж
мамонты — сугробы.
Солнце!
И кристальность!
Ушки
озими.
Лыжня — длинна-
длинным…
Так начинался Пушкин.
Так.
Начинался.
Для меня.
2. Аллея Керн
— Когда и кем,
когда и кем
название «аллея Керн»?
Попросвещать! Еще!
Насчет
чего бы?
Сам не свой,
красноречив и краснощек
экскурсовод.
Прискорбно, будто сам погиб,
лепечет про дуэль,
какой подметки сапоги,
чем запивал, что ел,
какой обложки первый том,
количественность ласк,
пятьюжды восстановлен дом,
а флигель няни — раз…
Когда и кем,
когда и кем
название «аллея Керн»?
Вещественны заплаты лип,
цементность на руке.
Был Пушкин, дом, аллея
и
мгновенье —
но не Керн!
3. 29 января 1837 года, 2 часа 45 минут пополудни
А над Петербургом белели морозы.
Чиновники, лавочники, студенты.
— Моченой морошки!
Моченой морошки! —
кричали на Невском,
на Мойке
и где-то.
— Моченой морошки! —
скакали с кульками.
Кто первый?
— Умрет…
Хоть немножко…
До завтра…
Тревога росла,
напрягаясь курками
взведенными —
резко —
как ярость Данзаса.
— Не мстить за меня. Я простил. —
В шарабанах
в трактирах, в хибарах,
сумеют, посмеют
простить императора,
шалопая,
жену —
для детей, для изданий посмертных?
Две ягодки съел.
Розоватое мясо
с кислинкой.
Затверженно улыбаясь,
жену утешает.
Наталью.
Неясно, —
что Пушкин — один.
Гончарова — любая.
— Жизнь кончена? — Далю.
Даль:
— Что? Непонятно.
— Жизнь кончена.
— Нет еще…
Шепотом — криком:
— Прощайте, друзья.
Все.
— Жизнь кончена, — внятно.
— Прощайте, друзья! —
ну конечно же, книгам.
— Дыханье теснит…
А кому не теснило
поэтам?
Разве которые — ниц.
И только предсмертно, как будто приснилось,
вслух можно:
— Дыханье теснит.
Виденье последнее.
Радостно — Далю:
— Пригрезилось, будто на книжные вышел
на полки. Лечу! Выше!
Книжные зданья.
Лечу. Небо в книгах.
Но выше,
но выше.
Легенда была.
не из главных. Середка.
В привычку она,
в повседневность вменяла
на все времена обязательность взлета
над книгами,
небом над,
над временами.
4. Святогорский монастырь
А снежинки — динь-динь-динь —
клювами в окно.
Я в гостинице один.
Кто на огонек?
Друг ли, недруг — обниму,
выпьем, в разговоры.
Только бы не одному
возле Святогора.
Первый богатырь!
Гора
первая.
Вершина!