Выбрать главу
И разве наш язык, что нам дарован Природою, как несравненный дар, И разве право быть владыкой красок, И сила чудотворная Орфея, Что даже камни двигала когда-то, — Да разве это может все распасться На    только краски,      только ритмы,        только На те слова, что стали как скелеты, На музыку, лишенную души?
Нет, почерк — это значит: росчерк бури, И колыханье зыби океанской, И гнев, грозе подобный, и любовь, Что сердце на огонь кладет, не дрогнув, И мужества кремневое упорство, И болью опаленная душа, И даже слезы, что подобны ливню…
Найди тот почерк — и в твоем    искусстве Взыграют сразу линии, и краски, И звуки, и метафоры,    и снова Оно, подобно древнему Орфею, Бездушный, мертвый камень оживит.

1963

Русской природе

Не разойдется, не расстанется Моя судьба с твоей судьбой. Ты с детских лет моя наставница, Я жил тобой, Дышал тобой.
И, как друзей зовут на выручку, Я звал тебя, живой родник. Я к соловьям твоим на выучку Ходил, как робкий ученик.
Твоих снегов, Твоих подснежников Дыханье вешнее ловил, Дроздов, трещоток, пересмешников Сам пересмеивать любил.
В твоих черемух пенных кружево Лицо и руки окунал. Я замирал, когда подслушивал Колосьев шепот у канав.
Как неземному откровению, Внимал бубенчику ручья. Твоих громов и молний рвением Свою строку наполнил я.
И опалил ее морозами, И закалил, чтоб стала в строй, И напоил твоими росами, И озарил твоей зарей.
И чтоб душой дышала русскою, Я твоего ей дал тепла, Чтоб не кривой тропинкой узкою — Большой дорогой к людям шла.

1963

Мать качает меня на руках…

Мать качает меня на руках… Деревянный домишко продрог. Он по крышу — в снегах. Он — в глуши, он вдали от дорог. Тишиной начинается век,    не затишьем ли перед грозой? Тишина — как струна —    в деревнях, в городах, На проселках, на трактах,    над России извечной красой. Тишина.    Немота.      Все языки молчат. Глухота. Только мерзлые вешки по трактам торчат. Мать качает меня на руках… «Баю-бай, — мне поет, — засыпай, — мне поет, — Засыпай!..»    Спит Россия в снегах. Воют волки в ночи. Водят свадебный    хоровод. Спит тревожно Россия.    Невидимый копится гнев. Где-то искра готовит пожар.    И, свободою захмелев, Где-то точат уже для грядущих расправ    топоры, И в затворах грядущие молнии спят    до поры. Мать качает меня на руках… «Баю-бай!..»    И трещит керосин.      И, качаясь, дрожит огонек. И качаются тени, на низкий ложась потолок. Ходит вьюга по крыше и с воем влетает    в трубу. Новый век, начинаясь,    мою начинает судьбу.
Тишиной, немотой, глухотой начинается век. Но горят перед ним уже тысячи огненных    вех. Он вот-вот — и коснется революций    великих огня… Мать, качая, вручает великому веку меня.

1964

О моей России

Не потому ли я к моей России Припал, Прирос, Корнями в землю врос, Что тульские рассветы оросили Мой первый вздох Живой росой с берез?
Не потому ль горю ее гореньем, Что вырастал я в том краю глухом, Среди раздолий, где бродил Тургенев, Что тот же слушал перепела гром, Что тот же говор Тех же деревушек Подслушивал, Оттачивая слух, Где речка Снежедь в перелесках    кружит, Где разбежался вольно Бежин луг? Что воду родников ее студеных То черпал ковшиком берестяным, То просто пил из ковшика ладоней И хлебом заедал ее ржаным? Что, слушая напев ее «страданий», Я сам страдал, Как будто сам слагал, О чем скрипели сохи, Пели сани, Чем надрывались горла запевал?