Дружина, воспрянь!..Смерть иль победа!..На брань!..
<1825>
Проблеск
Слыхал ли в сумраке глубокомВоздушной арфы легкий звон,Когда полуночь, ненароком,Дремавших струн встревожит сон?..
То потрясающие звуки,То замирающие вдруг…Как бы последний ропот муки,В них отозвавшися, потух!
Дыханье каждое ЗефираВзрывает скорбь в ее струнах…Ты скажешь: ангельская лираГрустит, в пыли, по небесах!
О, как тогда с земного кругаДушой к бессмертному летим!Минувшее, как призрак друга,Прижать к груди своей хотим.
Как верим верою живою,Как сердцу радостно, светло!Как бы эфирною струеюПо жилам небо протекло!
Но ах, не нам его судили;Мы в небе скоро устаем, —И не дано ничтожной пылиДышать божественным огнем.
Едва усилием минутнымПрервем на час волшебный сон,И взором трепетным и смутным,Привстав, окинем небосклон, —
И отягченною главою,Одним лучом ослеплены,Вновь упадаем не к покою,Но в утомительные сны.
<1825>
Саконтала
(Из Гёте)
Что юный год дает цветам —Их девственный румянец;Что зрелый год дает плодам —Их царственный багрянец;Что нежит взор и веселит,Как перл, в морях цветущий;Что греет душу и живит,Как нектар всемогущий:Весь цвет сокровищниц мечты,Весь полный цвет творенья,И, словом, небо красотыВ лучах воображенья, —Все, все Поэзия слилаВ тебе одной – Саконтала́.
<1826>
Вечер
Как тихо веет над долинойДалекий колокольный звон,Как шорох стаи журавлиной, —И в шуме листьев замер он.
Как море вешнее в разливе,Светлея, не колыхнет день, —И торопливей, молчаливейЛожится по долине тень!..
Около 1826, <1829>
14-ое декабря 1825
Вас развратило Самовластье,И меч его вас поразил, —И в неподкупном беспристрастьеСей приговор Закон скрепил.Народ, чуждаясь вероломства,Поносит ваши имена —И ваша память от потомства,Как труп в земле, схоронена.
О жертвы мысли безрассудной,Вы уповали, может быть,Что станет вашей крови скудной,Чтоб вечный полюс растопить!Едва, дымясь, она сверкнулаНа вековой громаде льдов,Зима железная дохнула —И не осталось и следов.
<Вторая половина 1826>
В альбом друзьям
(Из Байрона)
Как медлит путника вниманьеНа хладных камнях гробовых,Так привлечет друзей моихРуки знакомой начертанье!..Чрез много, много лет оноНапомнит им о прежнем друге:«Его уж нету в вашем круге;Но сердце здесь погребено!..»
<1826>
* * *
(Из Гейне)
Как порою светлый месяцВыплывает из-за туч, —Так, один, в ночи былогоСветит мне отрадный луч.
Все на палубе сидели,Вдоль по Реину неслись,Зеленеющие брегиПеред нами раздались.
И у ног прелестной дамыЯ в раздумии сидел,И на милом, бледном ликеТихий вечер пламенел.
Дети пели, в бубны били,Шуму не было конца,И лазурней стало небо,И просторнее сердца.
Сновиденьем пролеталиГоры, замки на горах —И светились, отражаясь,В милых спутницы очах.
<Между 1827 и 1829>
Cache-cache[6]
Вот арфа ее в обычайном углу,Гвоздики и розы стоят у окна,Полуденный луч задремал на полу:Условное время! Но где же она?
О, кто мне поможет шалунью сыскать,Где, где приютилась Сильфида моя?Волшебную близость, как бы благодать,Разлитую в воздухе, чувствую я.
Гвоздики недаром лукаво глядят,Недаром, о розы, на ваших листахЖарчее румянец, свежей аромат:Я понял, кто скрылся, зарылся в цветах!
Не арфы ль твоей мне послышался звон?В струнах ли мечтаешь укрыться златых?Металл содрогнулся, тобой оживлен,И сладостный трепет еще не затих.
Как пляшут пылинки в полдневных лучах,Как искры живые в родимом огне!Видал я сей пламень в знакомых очах,Его упоенье известно и мне.
Влетел мотылек, и с цветка на другой,Притворно-беспечный, он начал порхать.О, полно кружиться, мой гость дорогой!Могу ли, воздушный, тебя не узнать?