Выбрать главу
Он возникал, как юный бог, В моем молчании и гневе, И высоко парил я в небе, И сам был бог, и все я мог.
Бездумным словом не бряцал, На мир смотрел высокогорно, Непререкаемо и гордо И утверждал и отрицал.
Так с демонизмом лучших лет Считали мы — без колебаний, — Что мы свирепо колебали Все то, чему прощенья нет.
И каждый — молод и силен — Считал — назло своим трагедиям, — Что ярым лермонтовским гением Он персонально осенен.
Все были — «лермонтовцы» сплошь… Нам было дорого — без юмора — И то, что Левитанский Юра Был внешне с Лермонтовым схож,
Что Наровчатов — не седой — Еще сияющий поручик, Певец войны и «белых ручек», Был тоже Лермонтов собой…
А ветер века в очи дул. И эти сходства отпылали. Как утешения — отпали. Хоть мы и «в яблочко попали». Как паруса, они опали. Как листья, с возрастом, упали. Осталось сходство душ и дум.
Остался вечный разговор С его печалью и тоскою, С непререкаемой строкою, Как трибунала приговор…
(А вы, кому за нами жить, — Ведь и от вас навеки в звездность Уйдет ваш лермонтовский возраст — Спешите что-нибудь свершить…)
Пусть возрасту не возразить, Как ветру ночи из ущелий, И лермонтовских ощущений Не возвратить, Не возродить, Но не отдам я никому Те дни, когда с такою верой, С такою лермонтовской мерой Мы подходили ко всему. И был бы жалок наш разбег, И жизнь была б к земле прибита — Когда б не сразу тот Казбек, Не эта мера и орбита.

1964

«Почему мне приснился комбриг мой опять…»

В. Солоухину

Почему мне приснился комбриг мой опять И бригада уральцев в строю? И — мне не пятьдесят, Даже — не двадцать пять, Я еще, точно ангел, стою…
Почему мне приснился комбриг мой опять И товарищи в смертном кольце? И последний патрон,      и последняя пядь, И железная гарь на лице…
Вижу легкую юность далеких людей (Это — их… Это — днем… Это — тут). Почему же все снится мне юность друзей, Что с войны никогда не придут?
Почему это снятся в мои пятьдесят Еще двадцатилетние сны? Четверть века назад возвратился солдат, Только сны не вернулись с войны.
Мой младенческий сон навсегда унесен (Был он ясен и легок, как пух, И спалось мне с цветами,    с землей      в унисон, Был, как птица, беспечен мой дух).
Как    в покой      себя,        в травы          и в облачко            «вспать», В голубое плечо тишины? Почему мои сны отправляются вспять В невозвратные дебри войны? Как пропавшие без вести, пали вы, сны, Не вернулись с войны…

1967

«Ушли — непреклонны…»

Ушли — непреклонны. Назад не пришли. Спасли миллионы, Себя не спасли.
Остались — любовью, Прекраснейшим сном, Пронзительной болью И вечным огнем.
И на обелиски Заносим мы их, Как в вечные списки Сограждан живых.
В ликующих гимнах Трубящих годов Та боль о погибших, Как совести зов.
Где — с пламенем чаши — Я стану, как страж. Погибшие наши, Я — плакальщик ваш.

1967

Неизвестный солдат

Я безвестный. Я безвестен. Я без имени — известен. Вечный житель твой, Земля, Похоронен у Кремля.
…Был мой путь сюда торжествен: Генералы в форме были. И лафеты плавно плыли. Милицейские застыли Там, где шествие застигло. И меня землей России Государственно везли, Как при жизни не возили, Как при жизни не могли. Чтобы пухом мне земля — Вкруг меня, вблизи Кремля Все столицы и края, Вся геройская земля: Сталинградская земля, Ленинградская земля, Подмосковная земля, Украинская земля, Брестской крепости земля — Для меня все, для меня. Как я рвусь к вам из огня! Кто-то здесь средь вас — мой брат. Кто-то здесь — мой друг-солдат. Кто-то мать. И кто-то сын, Может, с сыном — не один… Кто-то здесь — мой близкий друг. Кто-то здесь — мой чистый внук.
Нет ни смерти, ни разлуки — Братья, матери и внуки, Вечная моя родня — Возле вечного огня, Возле вечного меня.

1967

Наша Атлантида

Мы в Отечественную войну Потеряли целую страну С населеньем миллионов двадцать. Тех людей уже нам не дозваться.
Наша боль и наша Атлантида, Нет туда ни поезда, ни гида…