Если я задумчивым бываю,
Если я трагическим бываю,
Если я обиды не спускаю,
Если глаз с фашиста не спускаю, —
Значит, я о ней не забываю,
Я о той стране не забываю.
1969
«Постарели солдаты…»
Постарели солдаты
Той
Великой Войны.
И
сажают салаты
Под присмотром жены.
Поседели комвзводы,
Кто вернулся с войны.
Не стареют народы,
Но стареют сыны.
Поседели комбриги
И комдивы мои.
Пишут первые книги,
Вспоминая бои.
Ордена и медали
Героических лет
От осколков спасали,
От старения — нет…
Не спасают медали,
Хоть их много у вас
(Кое-что недодали,
Все равно есть запас).
Ну, а кто — не вернулся,
Кто — навек молодой?
Кто — теперь
обернулся
Обелиском,
плитой?
Им
помочь невозможно —
Не вернуть
их назад.
Потому
и тревожно
На душе у солдат.
В этом яростном мире
И прекрасном таком
Подорваться на мине,
Проколоться штыком —
Не желают
солдаты
Никому
этих бед
И подобной
доплаты
За рожденье на свет.
О мои командармы,
Полководцы атак!
Были
так легендарны!
Были
молоды так!
А теперь
тяжелеют,
Но на жизнь не ворчат,
И
лелеют,
жалеют
Неразумных
внучат.
1969
Сидят в обнимку ветераны
(Песня)
Сидят в обнимку ветераны.
Немного выпили… — не пьяны…
А за спиной чужие страны,
А в сердце — раны, в сердце — раны.
Живые мертвых вспоминают,
С тоской и болью вспоминают.
Но только мертвые не знают,
Что их живые вспоминают…
Им не услышать голос милых,
Им не обнять своих любимых.
Ничем помочь друзьям не в силах,
Живые плачут на могилах.
Сидят в обнимку ветераны.
Солдаты, сестры, партизаны,
Сидят, поют, а в сердце — раны,
Незаживающие раны.
1968
М. Максимову
О мертвецах поговорим потом.
Они остались. Мы вернулись
С сознаньем счастья и вины.
С нелегкой музыкой столкнулись
Послевоенной тишины.
Сменялись осени и зимы.
Менял нас трудный наш маршрут.
Они
одни неизменимы.
Они, как слезы, в нас живут.
И с каждым годом разрастаться
Необъяснимой той вине.
Нам никогда не оправдаться
Перед погибшими в войне.
Как верят в бога,
в них мы верим.
Нам
наша молодость — судья.
Себя
их судьбами
проверим.
Проверим —
павшими —
себя.
Вдали от молодых и модных,
Два побратима пожилых,
Поговорим о наших мертвых,
А после можно о живых.
1968
В Берлине
Сорок пятый я помню:
У рейхстага бурлим.
Будто каменоломню,
Озираю Берлин.
Мы — суровы и строги —
И возвышенны так!
Мы — пророки и боги —
И не меньше никак.
Сожаленья — ни капли
Ни к другим, ни к себе.
Мы еще не ослабли
В ежедневной борьбе.
Мы еще все — из стали!
Из огня и брони!
И — не на пьедестале,
И — не в рамке родни.
…Так с какими словами
Нынче въедем в Берлин?
И с какими глазами
Постоим у витрин?
Отпылала та ярость?
Тот отгневался гнев?
Или в сердце, не старясь,
Все рычит, словно лев?
Нет ли в нас еще духа
Той высокости — стой! —
Той скульптурности духа,
Гневной цельности той?
Нет, другими мы стали,
Не глядим с высоты…
Замечаем детали…
Принимаем цветы.
Преподносим подарки
Сами — немцам-друзьям.
На подарки — все марки!
Ну, еще на «сто грамм»…
И как будто подарок
Нам — огромный такой,
Эта жизнь и порядок,
Этот город живой.
И — немецкая форма
На бойце молодом,
И — советская форма
Рядом с ним, с неврагом,
И — улыбки как норма,
И — детишки кругом…
…Я счастливым бы не был,
Я не ел бы и не пил,
Я гордиться б не стал,
Если б прах тот и пепел
Здесь сегодня, застал.
Мы лежачих не били,
Были мы и детьми,
Мы и рыцари были,
И пророками были,
Стали больше — людьми!
1968
Помник
Памятник
по-польски —
помник!
Все, что было,
Польша помнит!
Города — каменоломни —
Это было?
Было —
помни!
Были в яви —
не в преданьях —
И Освенцим
и Майданек.
И ревет —
в краях недальних —
Зверь
в эсэсовских медалях.
…Памятник поставлен —
помник, —
Ты настрой
души
приемник,
Он историю
напомнит.
…Памятники
мы листали
Из камней,
из рваной стали,
Душу
кровью
исхлестали…