В отцовском доме за стеклом, как
в дымке,
Висят мои мальчишеские снимки —
От года к году старше и суровей
Лицо, улыбка, сдвинутые брови,
Как будто я, старея на ходу,
Сквозь галерею мальчиков иду.
1946
Учитель
Клинок согнул он, как дугу,
И отпустил. И просвистело
Стальное кованое тело
На устрашение врагу.
Тот мастер был учитель мой,
И если я начну сгибаться,
То, вспомнив прежний путь прямой,
Со свистом буду распрямляться.
1946
Поэзия
Жизнь каждый день кипит для нас.
От этой неохватной жизни
Ни на чужбине, ни в отчизне
Не отрывайся ни на час.
Да, не всегда поэт под крышей
Сидит над грудами стихов,
Пока сквозь фортку не услышит
Предупрежденья петухов.
Не просто чертит он рукою
Строку, лишь только бы писать, —
За каждой маленькой строкою
Большая жизнь должна стоять.
Поэзия, так жить учись —
Не загораживая жизнь,
Не замораживая жизнь,
Не обезболивая боль,
Не обессоливая соль.
Поэзия — такое поле,
Где нет гарантии от боли,
Где те же страсти и бои,
Где есть болельщики свои.
Сама века живешь на свете,
Способность к смерти потеряв.
Люблю твой мускулистый ветер
И деспотический твой нрав.
В поэзии прогулов нет.
Но в чьем же веденье поэт?
И в чем он волен, в чем неволен?
Кому он в жизни подконтролен?
И перед кем он на колени
Упал бы, сам себя поправ?
Он подотчетен поколенью
И правде века — правде правд.
Он сам вошел в нее крупицей
И потому готов опять
В ее приказах раствориться,
В ее салютах вспышкой стать.
И он не может быть в обиде
На век, на жизнь, и потому
Уже в мозгу в печатном виде
Стихи являются ему.
Ты с этим веком насмерть связан,
И только веку одному
Ты соответствовать обязан
И поступь строить по нему.
Не для стремительных прочтений,
Коротких вспышек и хлопков,
Не для мгновенных впечатлений
Мы ищем точности стихов.
И нас к высотам выносила
Не побрякушка и зола —
Командующей мысли сила
Нас поднимала и звала.
Век боя, мысли и работы —
Воюй, и мысли, и пиши.
Пусть не наступит на высотах
Обледенение души.
А станем говорить цветисто —
Век-реалист поправит нас,
Сто миллионов реалистов
Придут на выручку тотчас.
Век, поднятый над пьедесталом
Всех предыдущих лет и дней,
Век-победитель, век металла,
Век сильных судеб и страстей…
1946
«Мне нелегко. Но легче мне не надо…»
Мне нелегко. Но легче мне не надо.
Пусть будет тяжелее нам вдвойне,
Кто не забыл о вьюге Сталинграда
И о друзьях, убитых на войне.
И за себя отныне жить нам надо,
И за погибших сверстников своих.
А легкость жизни, легкость слов
и взглядов
Была бы оскорблением для них.
1947
«Ты помнишь бой за жизнь, за мир…»
Ты помнишь бой за жизнь, за мир,
В сорок четвертом Сандомир —
Как трудно было отражать
На пятачке удар,
Как трудно было удержать
Зависленский плацдарм,
А надо было удержать —
Для рывка — плацдарм;
Как ты по суткам был в огне
В броне и на броне
И как Покрышкин над тобой
Летел в воздушный бой;
Как нависал над головой
Воздушный бой, воздушный вой
И как Покрышкин в небеса,
Где снова бой крепчал,
Друзьям, творившим чудеса,
По радио кричал:
— А ну-ка, Миша, пикани!
И — как работали они!
Учись у тех людей.
У тех великих дней.
У жизни вновь учись.
За труд, за творчество — за жизнь,
Как за плацдарм, держись.
1950
Счастье
Я хотел быть счастливым,
Это мне удавалось,
Хоть порой с перерывом
Это счастье давалось.
Как мечтал я о счастье
Безошибочно точном —
Не разбитом на части,
Постоянном и прочном.
Но порой мне бывало
Не до этого все же, —
Счастье нас забывало,
Да и мы о нем тоже.
На тяжелых дорогах,
В дни войны боевые,
В ежедневных тревогах
За дела мировые,
В дни всеобщих усилий,
Острых схваток и споров:
— Счастлив? — если б спросили —
Не ответил бы скоро.
Я не думал об этом —
Был я занят борьбою,
Целым миром и светом
И совсем не собою.
Вот когда победили,
Все мы счастливы были —
Все селенья и семьи,
Все полки и все части.
Быть счастливым со всеми —
Это высшее счастье!
Есть отдельно — квартиры,
И кровать, и посуда…
Нет отдельного мира.
Быть со всеми повсюду
Всей душою, всей страстью —
До минуты предельной!
Нет отдельного счастья.
Нету правды отдельной.