Выбрать главу
А ты, для коей я вселенну Любил и жизнь хотел влачить, Сестра! когда ты грудь стесненну Захочешь плачем облегчить,
Когда, печали к услажденью, Придешь на гроб мой, при луне Беседовать с моею тенью, Часов полночных в тишине,—
Мою забвенную цевницу Воспомни, принеси с собой; Чтоб отличить певца гробницу, Повесь под дубом надо мной.
Она в полночный час, унылый, Тебе певца напомянет; Се стонем ветра над могилой И свой надгробный стон сольет.
Но если, бурей роковою В страны чужие занесен, Покроюсь я землей чужою, Рукой наемной погребен,
Не усладит и вздох единый Там тени горестной моей, И мой надгробный холм, пустынный, Лишь будет сходбищем зверей.
В ночи над ним сова завоет, Воссев на преклоненный крест; И сердце путника заноет, Он убежит от скорбных мест.
Но, может быть, над ним стеная, Глас томный горлица прольет; И, песнью путника пленяя, К моей могиле привлечет;
Быть может, путник — сын печали, И сядет на могилу он; И склонится на миг, усталый, В задумчивый и сладкий сон;
Настроя дух свой умиленный К мечтам и ими пробужден, Он молвит, крест обняв склоненный: «Здесь, верно, добрый погребен!»
Быть может... Что ж мой дух томится? Пускай хоть с чуждою землей, Хотя с родною прах смесится, Узрю я вновь моих друзей!
1806

К К. Н. БАТЮШКОВУ{*}

Когда придешь в мою ты хату, Где бедность в простоте живет? Когда поклонишься пенату, Который дни мои блюдет?
Приди, разделим снедь убогу, Сердца вином воспламеним, И вместе — песнопенья богу Часы досуга посвятим;
А вечер, скучный долготою, В веселых сократим мечтах; Над всей подлунною страною Мечты промчимся на крылах.
Туда, туда, в тот край счастливый, В те земли солнца полетим, Где Рима прах красноречивый Иль град святой, Ерусалим.
Узрим средь дикой Палестины За божий гроб святую рать, Где цвет Европы паладины Летели в битвах умирать.
Певец их, Тасс, тебе любезный, С кем твой давно сроднился дух, Сладкоречивый, гордый, нежный, Наш очарует взор и слух.
Иль мой певец — царь песнопений, Неумирающий Омир, Среди бесчисленных видений Откроет нам весь древний мир.
О, песнь волшебная Омира Нас вмиг перенесет, певцов, В край героического мира И поэтических богов.
Зевеса, мещущего громы, И всех бессмертных вкруг отца, Пиры их светлые и домы Увидим в песнях мы слепца.
Иль посетим Морвен Фингалов, Ту Сельму, дом его отцов, Где на пирах сто арф звучало И пламенело сто дубов;
Но где давно лишь ветер ночи С пустынной шепчется травой, И только звезд бессмертных очи Там светят с бледною луной.
Там Оссиан теперь мечтает О битвах и делах былых; И лирой тени вызывает Могучих праотцев своих.
И вот Тренмор, отец героев, Чертог воздушный растворив, Летит на тучах с сонмом воев, К певцу и взор и слух склонив.
За ним тень легкая Мальвины, С златою арфою в руках, Обнявшись с тению Моины, Плывут на легких облаках.
Но, друг, возможно ли словами Пересказать, иль описать, О чем случается с друзьями Под час веселый помечтать?
Счастлив, счастлив еще несчастный, С которым хоть мечта живет: В днях сумрачных день сердцу ясный Он хоть в мечтаниях найдет.
Жизнь наша есть мечтанье тени; Нет сущих благ в земных странах. Приди ж под кровом дружней сени Повеселиться хоть в мечтах.
1807

ГОМЕРОВ ГИМН МИНЕРВЕ{*}

Пою великую, бессмертную Афину, Голубоокую, божественную деву, Богиню мудрости, богиню грозных сил, Необоримую защитницу градов, Эгидоносную, всемощну Тритогену, Которую родил сам Дий многосоветный, Покрытую златой, сияющей броней. Оцепенение объяло всех богов, Когда из Зевсовой главы она священной Исторглась, копием великим потрясая, Во основаниях вострепетал Олимп Под крепостью ее; земля из недр своих Стон тяжкий издала, весь понт поколебался, Смятен до чермных бездн; на брег побегло море; Гиперионов сын средь дня остановил Бег пышущих коней, доколь с рамен своих Оружье совлекла божественная дева. Возрадовался Дий рождением Афины. О громовержцева эгидоносна дщерь, Приветствую тебя. Услышь ты голос мой, И впредь ко мне склоняй твой слух благоприятный, Когда я воспою тебе хвалебны песни.
1807 (?)