Выбрать главу
Смысл этой басни всякий знает… Но должно — цыц! — молчать: дурак — кто все болтает!
1803

3. Быль или басня, как кто хочет назови{*}

За правду колкую, за истину святую, За сих врагов царей, — деспот Любимца осудил: главу его седую Велел снести на эшафот. Но сей пред смертию умел добиться Пред грозного царя предстать — Не с тем, чтоб плакать иль крушиться, Но, если правды он боится, Хотя бы басню рассказать. Царь жаждет слов его— философ не страшится И твердым гласом говорит: «Ребенок некогда сердился, Увидев в зеркале свой безобразный вид; Ну в зеркало стучать, и в сердце веселился, Что мог он зеркало разбить. Назавтра же, гуляя в поле, В реке свой гнусный вид увидел он опять… Как реку истребить? — нельзя, и поневоле Он должен был в душе и стыд и срам питать! Монарх! стыдись; ах! это сходство Прилично ль для царя?.. Я зеркало— разбей меня, Река — твое потомство: Ты в нем еще найдешь себя!»
Монарха речь сия так убедила, Что он велел ему и жизнь, и волю дать; Постойте, виноват — велел в Сибирь сослать, А то бы эта быль на сказку походила.
1803

4. Орлица, Турухтан и Тетерев{*}

Орлица Царица Над стадом птиц была, Любила истину, щедроты изливала, Неправду, клевету с престола презирала. За то премудрою у птиц она слыла, За то ее любили, Покой ее хранили. Но наконец она Всемощною Рукой, По правилам природы, Прожив назначенные годы, Взята была судьбой, А попросту сказать — Орлица жизнь скончала; Тоску и горести на птичий род нагнала; И все в отчаянье горчайши слезы льют, Унылым тоном И со стоном Хвалу покойнице поют. Что сердцу тягостно, легко ли то забыть? Слеза — души отрада И доброй памяти награда. Но — как ни горестно — ее не воскресить, — Пернаты рассуждают, И так друг друга уверяют, Что без царя нельзя на свете жить И что царю у них, конечно, должно быть! И тотчас меж собой совет они собрали И стали толковать, Кого в цари избрать? И наконец избрали… Великий Боже! Кого же? Турухтана! Хоть знали многие, что нрав его крутой, Что будет царь лихой, Что сущего тирана Не надо избирать, Но должно было потакать, — И тысячу похвал везде ему трубили: Иной разумным звал, другие находили, Что будет он отец отечества всего, Иные клали всю надежду на него, Иные до небес ту птицу возносили, И злого петуха в корону нарядили. А он — Лишь шаг на трон, То хищной тварию себя и окружил: Сычей, сорок, ворон — в павлины нарядил, И с сею сволочью он тем лишь забавлялся, Что бедной дичию без милости ругался: Кого велит до смерти заклевать, Кого в леса дальнейшие сослать, Кого велит терзать сорокопуту, — И всякую минуту Несчастья каждый ждал. Томился птичий род, стонал… В ужасном страхе все, а делать что — не знают! «Виновны сами мы, — пернаты рассуждают, — И, знать, карает нас вселенныя Творец За наши каверзы, тираном сим вконец, Или за то, что мы в цари избрали птицу Кровопийцу!..» И в горести своей летят толпой к леску, Размыкать чтобы там смертельную тоску. Не гимны, Турухтан, тебе дичина свищет, Возмездия делам твоим тиранским ищет. Когда народ стенет, всяк час беда, напасть, Пернатые терпеть злодейств не станут боле! Им нужен добрый царь, — ты гнусен на престоле! Коль необуздан ты — твоя несносна власть! И птичий весь совет решился, Чтоб жизни Турухтан и царствия лишился. К такому делу приступить Гораздо трудно! Однако ж, как же быть? Казалось многим и безумно, Ужасно действие, и пропасть в нем греха, Да как ни есть Свершили месть — Убили петуха! Не стало Турухтана, — Избавились тирана! В восторге, в радости, все птицы вне себя, Злодея истребя, Друг друга лобызают И так болтают: «Теперь в спокойствии и неге поживем, Как птицу смирную на царство изберем!» И в той сумятице на трон всяк предлагает: Кто гуся, кто сову, кто курицу желает, И в выборе царя у птиц различный толк. О рок! Проникнуть можно ли судеб твоих причину? Караешь явно ты пернатую дичину! И вдруг стакнулись все, во всех углах запели, И все согласно захотели, Чтоб Тетерев был царь. Хоть он глухая тварь, Хоть он разиня бестолковый, Хоть всякому стрелку подарок он готовый, — Но все в надежде той, Что Тетерев глухой Пойдет стезей Орлицы… Ошиблись бедны птицы! Глухарь безумный их — Скупяга из скупых, Не царствует — корпит над скопленной добычью, А управлять другим несчастной отдал дичью. Не бьет он, не клюет, Лишь крохи бережет. Любимцы ж царство разоряют, Невинность гнут в дугу, страмцов обогащают… Их гнусной прихотью — кто по миру пошел, Лишен гнезда — у них коль не нашел. Нет честности ни в чем, идет все на коварстве, И сущий стал разврат во всем дичином царстве. Чего же ожидать от птицы столь безумной? Ваш выбор безрассудный Урок вам дал таков: Не выбирать ни злых, ни глупых петухов.
1804

5. Бурцову{*}

Призывание на пунш
Бурцев, ера, забияка, Собутыльник дорогой! Ради Бога и… арака Посети домишко мой! В нем нет нищих у порогу, В нем нет зеркал, ваз, картин, И хозяин, слава Богу, Не великий господин. Он гусар — и не пускает Мишурою пыль в глаза; У него, брат, заменяет Все диваны— куль овса. Нет курильниц, может статься, Зато трубка с табаком; Нет картин — да заменятся Ташкой с царским вензелем! Вместо зеркала сияет Ясной сабли полоса; Он по ней лишь поправляет Два любезные уса. А наместо ваз прекрасных, Беломраморных, больших, На столе стоят ужасных Пять стаканов пуншевых! Они полны, уверяю; В них сокрыт небесный жар. Приезжай — я ожидаю — Докажи, что ты гусар.
1804

6. Бурцову{*}

В дымном поле, на биваке У пылающих огней, В благодетельном араке Зрю спасителя людей. Собирайся вкруговую, Православный весь причет! Подавай лохань златую, Где веселие живет! Наливай обширны чаши В шуме радостных речей, Как пивали предки наши Среди копий и мечей. Бурцов! ты, гусар гусаров, Ты — на ухарском коне, Жесточайший из угаров И наездник на войне — Стукнем чашу с чашей дружно! Нынче пить еще досужно. Завтра трубы затрубят, Завтра громы загремят. Выпьем же и поклянемся, Что проклятью предаемся, Если мы когда-нибудь Шаг уступим, побледнеем, Пожалеем нашу грудь И в несчастье оробеем. Если мы когда дадим Левый бок на фланкировке, Или лошадь осадим — Или миленькой плутовке Даром сердце подарим! Пусть не сабельным ударом Пресечется жизнь моя! Пусть я буду генералом, Каких много видел я! Пусть среди кровавых боев Буду бледен, боязлив, А в собрании героев Остр, отважен, говорлив! Пусть мой ус, краса природы, Черно-бурый в завитках, Иссечется в юны годы И исчезнет яко прах! Пусть фортуна для досады, К умножению всех бед, Даст мне чин <за вахтпарады> И Георгья за совет! Пусть… Но чу!— гулять не время! К коням, брат, и ногу в стремя, Саблю вони в сечу!— Вот Пир иной нам Бог дает, Пир задорней, удалее, И шумней, и веселее… Ну-тка — кивер набекрень, И ура! — Счастливый день!
1804