Не все, не все еще: танцуешь ты прекрасно,
Я знаю; но тебе на балах не бывать.
Как? Будешь ты на бал заране наряжаться,
С намереньем приготовляться,
Чтоб нравиться другим, прельщать, обворожать?..
Так, стало, для других и локоны волнисты
Завьются? Для других и яхонты огнисты,
Алмазы яркие зажгутся в волосах —
Все это для других? И в золоте, в лучах,
Богиня празднества, кадимая жрецами
И упоенная мольбами и хвалами,
Из жалости одной взор бросишь на того,
Кто более всех любит и кого
Ты не нарядами, не блеском привлекаешь,
Но сердцем, но умом, но скромностью пленяешь?..
Но вальсы начались. На вальс тебя просить
Подходит юноша. Он, с видом боязливым,
Бродящим взором, торопливым,
Окинул общество — и взор остановить
Решился на тебе… И кто не восхитится,
Увидевши тебя! Уж он с тобой вертится.
Злодей! Уж он, обняв твой гибкий, стройный стан,
Летает… до полу из милости касаясь,
И ты лицо с лицом! А я?— я, разрываясь,
Опять у притолки!— А я? опять в обман
Попался! Думал быть с тобою неразлучен,
Ждал удовольствия — теперь несносен, скучен,
В отчаянье, взбешен!Но вальса вихрь утих,
И ты спешишь ко мне, чтоб перевесть дыханье.
Я ожил, я забыл и горе и страданье,
Но, ах, надолго ли? Рой франтов молодых
В погоне за тобой, и ты с одним из них —
Прекраснейшим, любезнейшим… Нет, полно!
Нет, балы позабудь!.. утешь меня!.. Довольно
Измучен уже я одной мечтой моей!
Для рассудительных, бесчувственных людей
Я странен, может быть? Что ж делать, друг мой милый,
Могу ли быть тебе несносен оттого?
Не я виновен в том! Я сердца моего
Могу ль избавиться? Какою силой
Дам чувства новые ему?
Мне скажут: я тебя на скуку осуждаю,
Твой домв безлюдную тюрьму,
Столицув монастырь пустынный обращаю…
О, нет! я сам хочу, чтоб всюду за тобой
Утехи, радости стремилися толпой…
Но я покой люблю, но скромность обожаю…
И потому тебя в деревню призываю.
Огромны здания не нужны нам с тобой:
Чертог, украшенный искусною рукой,
Очаровательный, чудесный,
Не так мне нравится, как сельский домик тесный,
Но светлый и простой. Я тесноту люблю:
Боюсь далеко жить от той, с кем жизнь делю;
В одной же горнице — кто шепчет, кто вздыхает,
Кто стукнет, заскрыпит, на цыпочках ступает,—
Я вижу, слышу, знаю все,
И сердце оттого спокойнее мое.
Чего еще желать блаженства к дополненью?
Во вкусе английском, простом,
Я рощу насажу, она окружит дом,
Пустыню оживит, даст пищу размышленью;
Вдоль рощи побежит струистый ручеек;
Там ивы гибкие беседкою сплетутся;
Березы над скамьей развесившись нагнутся;
Там мшистый, темный грот, там светленький лужок
И даже огород приманят нас порою
Своей роскошною и скромной простотою.
Мы будем счастливы природой и собой.
Недалеко межа пустынников владенью,
Но сколько места в нем живому наслажденью!
Бог с ними, с благами роскошных гордецов!
Им мир и блеск мирской — нам угол и любовь.
Друзья, товарищи трудов моих смиренных
Кто будут? Жители села, с простым умом.
Ум стоит остроты: в невежестве своем
Они почтеннее людей высокомерных,
Которых называть опасно… замолчу.
Итак, с тобою я в деревню полечу,
Забывши светские печальные забавы,
И общежитие, и модные уставы.
О, сколько радостей нас ожидает там!
Скитаться будем мы по рощам, по горам,
Куда глаза глядят… Но только все со мною,
Не разлучаяся, рука с рукою.
Найдем красивый вид: мы, восхищаясь им,
Приостановимся и взоры усладим,
И сердце сладкими наполнится мечтами.
Но вечереет день, уж солнце за горами,
И сумрак стелется; мы тихою стопой
Идем, задумавшись, с растроганной душой,
Спокойны, счастливы. Деревню переходим,
Но мимо хижины убогой не проходим;
Там скорбь безмолвную ты в рубище найдешь…
Смотри: мать бледная с детьми к тебе теснится;
Ты всем несчастным друг, ты помощь им даешь,
И жаркая слеза из глаз твоих катится.
Так дни проводишь ты. Там щедрою рукой
Даришь приданое невесте молодой;
Там старца дряхлого ты лета уважаешь:
Почетную скамью на свадьбе уступаешь,
И в скромном платьице, без вычурных чудес,
Ты всем являешься посланницей небес.
Так в радостях любви мы дней не замечаем;
Так жизнь летящую в блаженство обращаем.
Ратификацию трактату моему
Я с нетерпеньем жду. Доверься своему
Ты другу — подпиши статьи первоначальны;
Доволен будет он. Со временем ему
Осенни вечера, мечты, прогулки дальны
Внушат важнейшие. Придет счастливый час,
И тайные статьи явятся напоказ.
10{*}
Поведай подвиги усатого героя,
О муза, расскажи, как Кульнев воевал,
Как он среди снегов в рубашке кочевал
И в финском колпаке являлся среди боя.
Пускай услышит свет
Причуды Кульнева и гром его побед.
Румяный Левенгельм на бой приготовлялся
И, завязав жабо, прическу поправлял,
Ниландский полк его на клячах выезжал,
За ним и корпус весь Клингспора пресмыкался.
О храбрые враги! куда стремитесь вы?
Отвага, говорят, ничто без головы.
Наш Кульнев до зари, как сокол, встрепенулся.
Он воинов своих ко славе торопил:
«Вставайте,— говорил,— вставайте, я проснулся!
С охотниками в бой! Бог храбрости и сил!
По чарке да на конь, без холи и затеев;
Чем ближе, тем видней, тем легче бить злодеев!»
Все вмиг воспрянуло, все двинулось вперед…
О муза, расскажи торжественный поход!
.............................................
11. Чиж и Роза{*}
Басня
Дочь юная весны младой,
Румяна Роза расцветала
И утреннею красотой
Сердца невольно привлекала.
И Чижик Розу полюбил;
Он путь к красавице направил,
Кочующих друзей оставил
И день и ночь при Розе жил.
Качаясь на зеленой ветке,
Где ждал награды для себя,
Хорошенькой своей соседке
Он говорил: «Люблю тебя!»
— «Уж многие любить клянутся, —
Сказала Роза,— так, как ты;
Когда ж лишусь я красоты,
Где верные друзья найдутся?»
— «Мне быть неверным? Никогда!—
Поет любовник легкокрылый.—
Напротив: страсть моя тогда
Еще усилится, друг милый!»
Амур тогда в саду летал;
Ему ль оставить это дело?
Он вдруг дыханье удержал —
И все в природе охладело.
Бореи свищут, прах метут;
Листочки Розы побледнели,
Зефиры, мотыльки слетели —
И следу нет!.. А Чижик тут.
«Ах, если ты находишь счастье
В моей любви,— он говорил,—
Утешься! Я люблю в ненастье,
Как в утро красное любил!»
Бог удивился не напрасно;
Он щедро наградил чету.
Удвоил Розы красоту,
И Чиж один любим был страстно.
Смысл басни, кажется, найден;
Его ты знаешь, друг мой милый:
Я — тот любовник легкокрылый,—
Но как за верность награжден?
12. Графу П. А. Строганову{*}
За чекмень, подаренный им мне во время войны 1810 года в Турции
Блаженной памяти мой предок Чингисхан,
Грабитель, озорник, с аршинными усами,
На ухарском коне, как вихрь перед громами,
В блестящем панцире влетал во вражий стан
И мощно рассекал татарскою рукою
Все, что противилось могущему герою.
Почтенный пращур мой, такой же грубиян,
Как дедушка его, нахальный Чингисхан,
В чекмене легоньком, среди мечей разящих,
Ордами управлял в полях, войной гремящих.
Я тем же пламенем, как Чингисхан, горю;
Как пращур мой Батый, готов на бранну прю.
Но мне ль, любезный граф, в французском одеянье
Явиться в авангард, как франту на гулянье,
Завязывать жабо, прическу поправлять
И усачам себя Линдором показать!
Потомка бедного ты пожалей Батыя
И за чекмень прими его стихи дурные!