1. Главная
  2. Книги
  3. Давыдов Денис Васильевич
  4. Стихотворения
  5. Страница 25
Выбрать главу
И мурашка-филантроп, И червяк голодный, И Филипп Филиппыч — клоп, Муж… женоподобный, —
Все вокруг стола — и скок В кипеть совещанья Утопист, идеолог, Президент собранья,
Старых барынь духовник, Маленький аббатик, Что в гостиных бить привык В маленький набатик.
Все кричат ему привет С аханьем и писком, А он важно им в ответ: Dominus vobiscum!
И раздолье языкам! И уж тут не шутка! И народам и царям — Всем приходит жутко!
Все, что есть,— все пыль и прах! Все, что процветает, — С корнем вон! — Ареопаг Так определяет.
И жужжит он, полн грозой, Царства низвергая… А России — Боже мой! — Таска… да какая!
И весь размежеван свет Без войны и драки! И России уже нет, И в Москве поляки!
Но назло врагам она Все живет и дышит, И могуча, и грозна, И здоровьем пышет,
Насекомых болтовни Внятием не тешит, Да и место, где они, Даже не почешет.
А когда во время сна Моль иль таракашка Заползет ей в нос, — она Чхнет — и вон букашка!
1836

90. Вечерний звон{*}

Вечерний звон, вечерний звон, — Как много дум наводит он! Не тот, что на закате дня Гудит в стенах монастыря, Но тот, что пасмурной порой Поется девой молодой… Вечерний звон, вечерний звон, — Как много дум наводит он!
Как он мучителен и мил! Как он мне чувства возмутил, Когда впервые звук его Коснулся слуха моего!.. То был не звук, но глас страстей, То говор был с душой моей! Вечерний звон, вечерний звон, — Как много дум наводит он!
Все вторило в природе ей: Луна средь облачных зыбей, Пустыня в сумрачной тиши И ропот девственной души, Терзаемой любви тоской, И очи, полные слезой!.. Вечерний звон, вечерний звон, — Как много дум наводит он!
1830-е гг.

91. Маша и Миша{*}

Шутка
Как интересна наша Маша! Как исстрадалася по Мише! Но отчего же ехать к Маше Так медлит долговязый Миша? Быть может, занимаясь Машей, На сахарном заводе Миша Готовит карамельки Маше, — Но станется и то, что Миша Забыл о нашей бедной Маше. И, может быть, неверный Миша Целует уж другую Машу, Вы знаете какую, — Миша! Опомнись, Миша! — наша Маша Жива лишь памятью о Мише, А новая красотка Маша Грызет одни конфеты Миши — Грызет, как их грызут все Маши В провинциях, где ныне Миша, И в ус не дует эта Маша, Что слаще их лобзанья Миши! Когда, когда же к нашей Маше Ты возвратишься, длинный Миша, И сквозь очки увидишь Машу — Глядящую в лорнет на Мишу?..
1830-е гг.

92. Богомолка{*}

Кто знает нашу богомолку, Тот с ней узнал наедине, Что взор плутовки втихомолку Поет акафист сатане.
Как сладко с ней играть глазами, Ниц падая перед крестом, И окаянными словами Перерывать ее псалом!
О, как люблю ее ворчанье: На языке ее всегда Отказ идет как обещанье — Нет на словах, на деле да.
И, грешница, всегда сначала Она завопит горячо: «О, варвар! изверг! я пропала!», А после: «Милый друг, еще…»
Конец 1810-х — начало 1820-х гг.

93{*}

Как будто Диоген, с зажженным фонарем Я по свету бродил, искавши человека, И, сильно утвердясь в намеренье моем, В столицах потерял я лучшую часть века. Судей, подьячих я, сенаторов нашел, Вельмож, министров, прокуроров, Нашел людей я разных сборов — Фонарь мой все горел. Но, встретившись с тобой, я вздрогнул, удивился — Фонарь упал из рук, но, ах!.. не погасился.
1830-е гг. (?)

94. Bout-rime{*}

В любезности его неодолимый груз, В нем не господствуют ни соль, ни перец, Я верю: может быть, для немок он — француз, Но для француженок он — немец.
1830-е гг. (?)

95{*}

А кто он? — Француз, германец, Франт, философ, скряга, мот, То блудлив, как ярый кот, То труслив, как робкий заяц; То является, томим Чувством жалостно-унылым, То бароном легкокрылым, То маркизом пудовым.
1830-е гг. (?)

ПРИЛОЖЕНИЯ

96. Очерк жизни Дениса Васильевича Давыдова{*}

Денис Васильевич Давыдов родился в Москве. Он, как все дети, с младенчества своего оказал страсть к маршированию, метанию ружьем и проч. Страсть эта получила высшее направление от нечаянного внимания к нему графа Александра Васильевича Суворова, который при осмотре Полтавского легкоконного полка, находившегося тогда под начальством родителя Давыдова, заметил резвого ребенка и, благословя его, сказал: «Ты выиграешь три сражения!» Маленький повеса бросил псалтырь, замахал саблею, выколол глаз дядьке, проткнул шлык няне и отрубил хвост борзой собаке, думая тем исполнить пророчество великого человека.

Розга обратила его к миру и к учению. Но как тогда учили? Натирали ребят наружным блеском, готовя их для удовольствия, а не для пользы общества: учили лепетать по-французски, танцевать, рисовать и музыке; тому же учился и Давыдов до 13 лет своего возраста. Тут пора было подумать о будущности: он сел на конь, захлопал арапником, полетел со стаею гончих собак по мхам и болотам — и тем заключил свое воспитание.

Между порошами и брызгами, живя в Москве без занятий, он познакомился с некоторыми молодыми людьми, воспитывавшимися тогда в университетском пансионе. Они доставили ему случай прочитать «Аониды», полупериодическое собрание стихов, издаваемое тогда Н. М. Карамзиным. Имена знакомых своих, напечатанные под некоторыми стансами и песенками, помещенными в «Аонидах», зажгли его честолюбие. Он стал писать; мысли толпились, но как приключения во сне, без связи между собою. От нетерпения своего он думал победить препятствия своенравием: рвал бумагу и грыз перья —- но не тут-то было! Тогда он обратился к переводам — и вот первый опыт его стихотворения:

Пастушка Лиза, потеряв Вчера свою овечку, Грустила и эху говорила Свою печаль, что эхо повторило: «О милая овечка! Когда я думала, что ты меня Завсегда будешь любить, Увы! По моему сердцу судя, Я не думала, что другу можно изменить!»

В начале 1801 года запрягли кибитку, дали Давыдову в руки 400 рублей ассигнациями и отправили его в Петербург на службу. Малый рост препятствовал ему вступить в Кавалергардский полк без затруднения. Наконец привязали недоросля нашего к огромному палашу, опустили его в глубокие ботфорты и покрыли святилище поэтического его гения мукою и трехугольною шляпою.

~ 25 ~