Лес расступится — и дрогнет,
Поезд — тенью на откосах,
Длинновытянутый грохот
На сверкающих колесах.
Раскатившаяся тяжесть,
Мерный стук на стыках стали,
Но, от грохота качаясь,
Птицы песен не прервали.
Прокатилось, утихая,
И над пропастью оврага
Только вкрадчивость глухая
Человеческого шага.
Корни выползли ужами,
Каждый вытянут и жилист,
И звериными ушами
Листья все насторожились.
В заколдованную небыль
Птица канула немая,
И ногой примятый стебель
Страх тихонько поднимает.
«Привиденьем белым и нелепым…»
Привиденьем белым и нелепым
Я иду, и хаос надо мной —
То, что прежде называлось небом,
Под ногами — что звалось землей.
Сердце бьется, словно в снежном коме,
Все лишилось резкой наготы,
Мне одни названья лишь знакомы
И неясно видятся черты.
И когда к покинутому дому,
Обновленный, я вернусь опять,
Мне дано увидеть по-иному,
По-иному, может быть, понять…
Но забыться… Вейся, белый хаос!
Мир мне даст минуту тишины,
Но когда забыться я пытаюсь,
Насылает мстительные сны.
«Еще метет во мне метель…»
Еще метет во мне метель,
Взбивая смертную постель,
И причисляет к трупу труп,—
То воем обгорелых труб,
То шорохом бескровных губ
Та, давняя метель.
Свозили немцев поутру.
Лежачий строй — как на смотру,
И чтобы каждый видеть мог,
Как много пройдено земель,
Сверкают гвозди их сапог,
Упертых в белую метель.
А ты, враждебный им, глядел
На руки талые вдоль тел.
И в тот уже беззлобный миг
Не в покаянии притих,
Но мертвой переклички их
Нарушить не хотел.
Какую боль, какую месть
Ты нес в себе в те дни! Но здесь
Задумался о чем-то ты
В суровой гордости своей,
Как будто мало было ей
Одной победной правоты.
«Как прянет луч вечерний…»
Как прянет луч вечерний,
Ударит в грудь мою,
Я тихое свеченье
К ногам твоим пролью.
Тревожным черноземом
С краев окаймлено,
Забытым и знакомым
Увидится оно.
По залитой дороге
Пройдешь ты без следа,
И лишь кругами дрогнет
Глядящая вода.
Широкою водою,
Как сон твой наяву,
Я — облачко цветное —
Вожатым поплыву.
Иди за мною следом.
Предчувствую межу.
Спеши — последним светом
Я в бездне исхожу.
Все ближе камень серый —
Однообразный путь.
Здесь гибельный мой берег…
Прощай и не забудь.
«Поднялась из тягостного дыма…»
Поднялась из тягостного дыма,
Выкруглилась в небе —
И глядит.
Как пространство Стало ощутимо!
Как сквозное что-то холодит!
И уже ни стены,
Ни затворы,
Ни тепло зазывного огня
Не спасут…
И я ищу опоры
В бездне,
Окружающей меня.
Одарив
Пронзительным простором,
Ночь встает,
Глазаста и нага.
И не спит живое —
То, в котором
Звери чуют брата и врага.
«Всю ночь шумело…»
Всю ночь шумело
Надо мной
Тысячелисто и шершаво.
Земля,
Храня вчерашний зной,
Еще в беспамятстве дышала.
И каждый звук —
Вблизи, вдали —
И умирая был неведом:
Он не был голосом Земли —
Он был ее тяжелым бредом.
Но и в бреду
Все тот же строй,
Что в час —
И первый и последний —
С неотвратимостью крутой
Выравнивает наши бредни.
«Зачем так долго ты во мне?..»
Зачем так долго ты во мне?
Зачем на горьком повороте
Я с тем, что будет, наравне,
Но с тем, что было, не в расчете?
Огонь высокий канул в темь,
В полете превратившись в камень,
И этот миг мне страшен тем,
Что он безлик и безымянен,
Что многозвучный трепет звезд
Земли бестрепетной не будит,
И ночь — как разведенный мост
Меж днем былым и тем, что будет.
«Я ее никогда, никогда…»
Я ее никогда, никогда
Не отдам твоей ночи и дню.
Не ступай по провалам следа,
Не надейся, что я оброню.
Вот она — на руках, на весу.
Донесу.
Вот он — тихий усталый огонь.
Только тронь.
Он тяжелым дыханьем твоим
Негасим.
У зимы в необжитом плену
В этот миг
Принимаю свободу — одну
На двоих.