Эти рельсы, сведенные далью,
Разбежались и брызнули врозь.
Но огонь — над обманчивой сталью
Средь раздвинутых настежь берез.
И гнетущая свеяна дрема
С твоих плеч, со сквозного стекла, —
Недоступно, светло, невесомо
Поднялась и в окне замерла.
И глядишь сквозь мелькающий хаос,
Как на самом краю
Я с землею лечу, задыхаясь,
На притихшую душу твою.
«Зажми свою свежую рану…»
Зажми свою свежую рану,
Пусть кровь одиноко не свищет,
Она, как душа в нашем теле,
Смертельного выхода ищет.
В глаза ли глубокие гляну —
Живое в них дышит сознанье,
Что рана — твое обретенье,
А с ним ты сильнее страданья.
И словно отысканный выход —
В душе отступившая смута,
И, ясная в трепете боли,
Начальная светит минута.
А мы осененно и тихо
Столпились, чего-то не смея:
В животном предчувствии доли
Нетронутым рана страшнее.
«Замученные свесились цветы…»
Замученные свесились цветы —
От чьих-то рук избавила их ты.
И вот теперь они у изголовья
Губами свежесть ночи ловят.
И эта ночь с холодною звездой,
С цветами, что раскрылись над тобой,
С твоим теплом, распахнутым и сонным,
Пронизана высоким чистым звоном.
Но я шагну — и в бездне пустоты
Насторожатся зрячие цветы,
И оборвется звон высокой ночи —
Все это ложь, что сердце мне морочит.
Еще мой день под веками горит,
Еще дневное сердце говорит,
Бессонное ворочается слово —
И не дано на свете мне иного.
«И с горы мы увидели это…»
И с горы мы увидели это:
Островки отрешенной земли
И разлив, как внезапный край света, —
Вот куда мы с тобой добрели.
Видишь — лодка стоит у причала
И весло от лучей горячо.
В складках волн я читаю начало,
А чего — неизвестно еще.
И, встречая раздольные воды,
Этот ветер, что бьет по плечу,
Я вдыхаю избыток свободы,
Но пустынности их не хочу.
Эти кем-то забытые сходни —
Для шагов осторожных твоих, —
Так всходи и забудь, что сегодня
Слишком много дано на двоих.
«В эту ночь с холмов, с булыжных улиц…»
А. С.
В эту ночь с холмов, с булыжных улиц
Собирались силы темных вод,
И когда наутро мы проснулись,
Шел рекой широкий ледоход.
Размыкая губы ледяные,
Говорила вольная вода,—
Это было в мире не впервые,
Так зачем спешили мы сюда?
А река — огромная, чужая,
Спертая — в беспамятстве идет,
Ничего уже не отражая
В мутной перекошенности вод.
От волны — прощальный холод снега,
Сочный плеск — предвестье первых слов,
И кругом такой простор для эха,
Для далеких чьих-то голосов.
Нет мгновений кратких и напрасных,
Доверяйся сердцу и глазам:
В этот час там тихо светит праздник,
Не подвластный нам.
«…Да, я не часто говорю с тобой…»
Н. Б.
…Да, я не часто говорю с тобой
И, кажется, впервые — слишком длинно.
Здесь ветер, долгий, жаркий, полевой,
Идет спокойно ширью всей равнины.
И вот, встречаясь с ветром грудь на грудь,
Себе кажусь я грубым и плечистым.
И я, и он на стане где-нибудь,
Мы оба пахнем, словно трактористы,
Дымком, соляркой, тронутой землей,
Горячей переломанной соломой.