Выбрать главу
Рыбам сети ты разновидно ставишь, 70 Уловляешь птиц, в небесах парящих, Познают когда твои сети птицы, Сопротивляясь.
Из твоих сетей не уйдет ни заяц, Ни газель, ни лань, что летит, как птица; Ловишь ты все то, что питают тропы Леса густого.
А когда, устав от занятий этих, Мыслью волен, ты о причинах вещных Говоришь, — моря, острова и земли 80 Все познавая.
Ты, учен, хранишь в памяти обилье Звезд, что по путям путь свершают должным, И созвездья ты знаешь, что мерцают В мире высоком,
И какие мчат без узды по небу, Распорядок всех учреждая точный Наших дел, крутясь на оси отдельно Век неизменной.
Ты, ученый, мне говоришь о свойствах 90 Трав, металлы ты называешь, геммы, Знаешь, как тела при недугах грозных Соками лечат.
Сколько есть светил на высоком небе, Сколько, говоришь, и земель на свете, Столько же и свойств разлито по травам Волею вышних.
Пусть один любви шаткой черни жаждет, А другой — нести в треволненье фаски, Чтоб в конце концов, как громада, рухнуть, 100 Разом погибнув.
А иной ночей пусть не спит, блистая На пирах царей горделивых, этот Ночи напролет пусть играет в кости, Буйствует пьяный.
Тот, к деньгам вконец весь опутан страстью, Козни строит пусть, а другой — обжора, Брюху сущий раб, третий весь в стремленье К шашням бесстыдным.
Этот пусть к одру, где недуг, подходит, 110 Зажимая нос, отвращенья полный, Нечистоты тел, испражненья смотрит, Вечно нуждаясь.
Тот, болтливый, пусть налету коснется Рубрик без числа у законов, в иске О межах полей, проиграв же дело, Чванный бледнеет.
Черный капюшон пусть иной получит, Притворясь, что он есть посредник божий, А в душе своей ненадежней самых 120 Диких медведей.
С миром на душе пусть течет спокойно Жизнь твоя, забот сторонясь пустейших, Пусть же чтит и Муз и кифару Феба Честное сердце.

28. О женолюбивом священнике и Базилле[98]

Женолюбец один все клялся как-то, Всех богов и богинь всех призывая, Что Базиллу потрепанную видеть Не желает святыми он очами, Что синюшного он лица не терпит, Столько липкой на нем ячменной каши И четыреста там прыщей нечистых, Что и грязных волос ее не терпит Ведь чернее они вороньих перьев, 10 Что и глотки зловонной он не терпит, Выдыхающей с гнилью испаренья, Что ни зада опавшего не терпит, Ни ее живота, сырого слишком, Ни дыры, что смыкает губ щетину И поглубже, чем шахта солеварни, И пошире еще ворот фиванских, Той, что тыща Приапов уж проткнула, И пусть тыща проткнет еще блудливей. А когда лишена святой любви 20 Та была, то раскрасилась бесстыдно, Воздыхая в стенанье и страданье, Раскорячась ногою развращенной, И притворно, и письмами, и плачем Вновь зовет ту любовь, что отвернулась. Он же, эту сочтя любовь правдивой, Всё Базиллу потрепанную держит.

29. К Фебу и своей Музе, энергически[99]

Отчего ты мне беспокоишь душу, Муза, все твердя о причинах темных? И какой конец наконец постигнет Мира начала,
И какой конец наконец содвинет Звезды с их кругов, что лучатся в небе, И привыкший мчаться, в пути застынет Феб с колесницей,
Чей приход несет возрожденье миру, 10 Старые зимы обновляя лики, Птица как птенцов согревает скрытых, Сидя на яйцах;
Феб, кто божий рок по орбитам ближним Правит, кто среди звезд-скиталиц главный, Кто божественным вдохновеньем будит Души поэтов,
Я тебя молю, наш благой податель Разума, дохни, чтоб, оставив тело Теплое земле, дух собой умножил 20 Звездные сонмы;
Иль к подземным пусть низведенный водам Леты, будет чувств всех души высоких Он лишен, но вновь на круги вернется В должное время,
Иль исчезнет пусть как угасший пепел, Иль, как из земли, вдруг поднявшись кверху, Пар густой стоит, но дыханьем ветра Мигом развеян.
Но, больная, что мы, душа, пытаем 30 Суть святынь и жертв, человека пряча? В зелени холмов, разогретых солнцем, Песню пропой мне,
вернуться

98

См. Од. I, 25—26. В данном случае, хотя имя священника не называется, возможно, подразумевается конкретное лицо.

вернуться

99

Энергия понимается как творческая одержимость, в противоположность энергеме — т. е. одержимости сатанинской. Подводящая итог I книге од, юности, эта ода вводит во II книгу — зрелости, лета, Южной Германии с Дунаем и новой возлюбленной — Эльзуле, появляющейся в конце этой оды (51—61).