38. На Фонтания[755]
39. О жене Теликорна, риторически[756]
40. О распущенной женщине
41. О четырех сильных
42. О епископе Эйхштедтском[757]
43. К Ингольштадской академии[758]
755
756
757
758
Ясная Феба квадрига сверкает на светлом Олимпе.
И предвещает с небес света исполненный день,
Рады и рощи ему и покрытое розами поле,
Реки с истоками их, все, что живет средь полей,
Также и рыба, резвясь, ликует в струящихся водах,
Над голубою волной спинок видна чешуя.
Также и нас, кто живет в городах, окруженных стенами,
Ясный сверканьем своим Феб призывает в поля,
Чтобы увидеть могли мы цветы и посевы, и травы,
С соками все семена и со скорлупками их, —
Все, что природа на свет породила могуществом властным,
Раньше с расцветом придя, чем это сгубит жара
Или же тот, кто колосья срезает серпом искривленным
И среди зноя плоды жнец собирает свои.
Значит, о юноши, краткий досуг отдайте занятьям,
Чтобы я, радостен, мог с нашею школою быть.
А уж когда в быстром беге покатятся солнце за солнцем,
Мы прибавим к тому и упражненья для тел.
Первым ты был, Теликорн, несомненно в тевтонских пределах,
Кто нам являешь теперь женщины древний почет.
Ибо супруга твоя под твоим руководством умеет
Римлян и греков труды, мудрая, все толковать.
И, — я в восторге, — с тобой изъясняется речью латинской,
Словно у римлян она в школе науку прошла.
Ведь сочиняет, поет под кифару о славных деяньях
Древних мужей и стихи с лирными строфами их.
Но удивительней все ж, когда римское право недавно
10 Нам толковала, назвав славные в нем имена,
И как Семпрония древле из дома Тибериев, речью
Тонкой просила она лишь у тебя похвалы.
Только Гросвиту еще знал тогда я, которая древле
О смехотворных вещах в наших певала краях.
Или Сапфо, кто средь греческих дев была самой ученой,
Мудрые песни Сапфо певшая с лирою в лад.
О счастливец, даешь ты латинским устам поцелуи,
Сам средь баварских мужей высшая слава у нас.
Буйная в пляске жена, чей язык — это меч заостренный,
Часто, как должно еще, маткой своею буйна.
Четверо сильных в святых упоминаются книгах:
Бахус, женщина, царь и правдолюбец еще.
Город Кверцинский когда покидал недавно епископ
И безвозвратно сходил к мрачным Стигийским водам,
Был я случайно в ту пору оратором в крае баварском,
И убеждают меня словом его восхвалить.
Я же: «Скажите, а что мне оставил он по завещанью,
Чтобы в искусстве свое горло я мог изощрить?»
Мне отвечают, что он ничего не оставил поэту;
«Раз ничего, — говорю, — будет лентяй без похвал».
Милое как-то письмо мне пришло от желанного друга,
Тотчас напомнило мне: надо б его навестить,
Осени чтобы плоды с ним срывать, приносящие радость,
И из кувшинов крутых пить молодое вино,
Муз потревожить затем и латинских и греческих вместе,
С лирою звонкою в лад наши и песни пропеть.
Юноши, вот почему я прошу терпеливо прощенья, —
Лекция с вами моя возмещена только что, —
Чтобы я, радуясь, мог навестить драгоценного друга,
10 Действием этим своим выполнить сладостный долг.
А между тем, если кто-то захочет сорвать мою славу,
Скажет, что я не могу долго нигде пребывать,
Я, читатель, прошу, кто мои почитаешь искусства,
Строфы вот эти предай легкому ты языку:
«Счастлив безмерно, кто смог мудрецов по обычаю древних,
Радостен, сам побывать во всевозможных краях,
Чтоб племена и народы повсюду на свете увидеть,
С тем и ученее стать в городе отчем своем.
Если бы Цельтис всегда укрывался лишь в городе нашем,
20 Не покидал никогда этих баварских полей,
Он, безупречный, не мог бы искусств вам много оставить,
Тех, что, настойчивый, он в разных краях приобрел».
Цельтиса строфы вот эти вы речи летучей предайте,
Радости полон, когда двинется в Австрию он.
вернуться
вернуться
вернуться
вернуться