ДОПОЛНЕНИЕ[848]
67. К Альбрехту Дюреру, нюренбергскому художнику[849]
69. О том же Альбрехте Дюрере[850]
70. О собаке его же[851]
71. О том же Альбрехте[852]
ПРИЛОЖЕНИЯ
А. Н. Немилов
КОНРАД ЦЕЛЬТИС — ПОЭТ-ГУМАНИСТ И ЕГО ВРЕМЯ
Советскому читателю, даже образованному и интересующемуся историей культуры, в большинстве случаев поэзия Цельтиса совершенно не знакома. На русском языке появились однажды две его оды, переведенные С. Аптом[853], да в нескольких случаях небольшими цитатами сопровождались упоминания его в трудах по истории немецкого Возрождения[854]. Латинские тексты мало кому у нас доступны, а произведения Цельтиса, в новое время почти не издававшиеся, вообще-то представляют собой настоящую библиографическую редкость. Почему это так сложилось — не будем пока задумываться. Конечно, в первую очередь сыграла свою роль традиция: величайший латинский поэт немецкого Возрождения, «архигуманист», как вошло в обыкновение его называть[855], не дожил до Реформации, с событиями и ожесточенными спорами которой принято связывать Ренессанс в Германии[856]. Но именно поэтому особенно важно, наконец, в той мере, в какой это возможно, открыть читателю Цельтиса как поэта, как гуманиста, как человека. В самом деле, именно его поэзия, подобно тому, как мы это привыкли говорить в связи с изобразительным искусством о творчестве его великих современников — итальянца Леонардо да Винчи и немца Альбрехта Дюрера — впервые обращается к подлинно лирической теме, к передаче индивидуальных эмоций. Поэт любит и любуется, ревнует и ненавидит, презирает и высмеивает, его чувства лишены покрова лицемерной риторики и прорываются сквозь оболочку аллегорий и нормативов поэтической эстетики с присущим ей подражанием античным архетипам. Гуманистическое мировоззрение Цельтиса в самом существе своем эстетично, и поэтическая форма выступает по отношению к нему не как насильственно навязанная и даже не как частный способ выражения, а как наиболее естественный и в одном целостном сплаве составляющий органический материал, податливый и покорно служащий автору. Изящная легкость, удивительная внутренняя соразмерность свойственны и прозаическим произведениям Цельтиса, даже таким, казалось бы, дидактичным по своей задаче, как «Способ составления писем», написанный им еще в ранний период его творческой деятельности.
Своеобразный «лирический эстетизм» Цельтиса в такой же мере может рассматриваться, как его индивидуальное свойство и как черта, отличающая поколение Цельтиса в гуманистическом движении в Германии эпохи Возрождения. Первые немецкие гуманисты, еще в середине XV в. были далеки от подобной направленности. Николай Кузанский (1401 —1464) замечательный философ, математик, космолог, чьи идеи бесконечности Вселенной, экспериментального познания природы, этическая концепция нравственного совершенства, планы всеобщего религиозного мира и проекты реформ в системе образования, сыграли важнейшую роль в развитии и распространении гуманистического мировоззрения не только в Германии, но и в Италии, с которой была связана значительная часть его жизни, сам не был поэтом, а в изложении своих мыслей всегда стоял на позициях приоритета идеи по отношению к риторической форме. Николай Кузанский внес в гуманизм то натурфилософское начало, которого отнюдь не был чужд и Цельтис, но которое ярче всего проявилось в научной деятельности Венской школы астрономов-гуманистов, в том числе Георга Пейербаха и особенно Иоганна Региомонтана, которому Цельтис посвятил одну из своих од (III, 23). Современник Николая Кузанского, сперва его единомышленник в деятельности на Базельском соборе, а впоследствии политический противник, страстный борец против папских претензий на руководство политической жизнью Европы, Грегор фон Геймбург (ок. 1398—1472, ему посвящена Цельтисом ода 6 в кн. II) в своем письме молодому немецкому гуманисту, называвшему себя учеником Лоренцо Валлы, Иоганну Роту, прямо писал о достоинствах юриспруденции по сравнению с элоквенцией, нападая на стремление к эстетическим красотам речи. Во всех отношениях Геймбург гораздо ближе к представителям «гражданского гуманизма» в Италии начала XV в. И поэтому совершенно закономерно, что лавровый венец поэта впервые на немецкой территории и из рук немецкого императора Римской империи, Фридриха III, получил не немец, а итальянец, поэт и гуманист, а вместе с тем и крупный политический деятель своей эпохи, младший современник Кузанца и Геймбурга, итальянец Эней Сильвий Пикколомини (1405—1464), ставший впоследствии папой под именем Пия II.
848
По публикации рукописи, найденной Д. Вуттке, в «Zeitschrift f. Kunstgeschichte», 30: 1967, 321—325. Нумерация по Кассельской рукописи.
849
850
851
852
853
854
856
Так, в частности, и у Ф. Энгельса. См.: