ПРИЗНАНИЕ{*}
Не умел я притворяться,
На святого походить,
Важным саном надуваться
И философа брать вид;
Я любил чистосердечье,
Думал нравиться лишь им,
Ум и сердце человечье
Были гением моим.
Если я блистал восторгом,
С струн моих огонь летел,
Не собой блистал я — богом;
Вне себя я бога пел.
Если звуки посвящались
Лиры моея царям, —
Добродетельми казались
Мне они равны богам.
Если за победы громки
Я венцы сплетал вождям, —
Думал перелить в потомки
Души их и их детям.
Если где вельможам властным
Смел я правду брякнуть в слух, —
Мнил быть сердцем беспристрастным
Им, царю, отчизне друг.
Если ж я и суетою
Сам был света обольщен, —
Признаюся, красотою
Быв плененным, пел и жен.
Словом: жег любви коль пламень,
Падал я, вставал в мой век.
Брось, мудрец! на гроб мой камень,
Если ты не человек.
ЗАДУМЧИВОСТЬ{*}
Задумчиво, один, широкими шагами
Хожу, и меряю пустых пространство мест;
Очами мрачными смотрю перед ногами,
Не зрится ль на песке где человечий след.
Увы! я помощи себе между людями
Не вижу, не ищу, как лишь оставить свет;
Веселье коль прошло, грусть обладает нами,
Зол внутренних печать на взорах всякий чтет.
И мнится мне, кричат долины, реки, холмы,
Каким огнем мой дух и чувствия жегомы
И от дражайших глаз что взор скрывает мой.
Но нет пустынь таких, ни дебрей мрачных, дальных,
Куда любовь моя в мечтах моих печальных
Не приходила бы беседовать со мной.
ВОДОМЕТ{*}
Луч шумящий, водометный,
Свыше сыплюща роса!
Где в тени в день знойный, летний
Совершенная краса,
Раскидав по дерну члены
И сквозясь меж струй, ветвей,
Сном объята в виде пены,
Взгляд влекла души моей;
Где на зыблющу склонялись
Лилии блестящу грудь,
Зарьных розы уст касались
И желали к ним прильнуть;
Воздух свежестью своею
Ей спешил благоухать;
Травки, смятые под нею,
Не хотели восставать;
Где я очи голубые
Небесам подобно зрел,
С коих стрелы огневые
В грудь бросал мне злобный Лель.
О места, места священны!
Хоть лишен я вас судьбой,
Но прелестны вы, волшебны
И столь милы мне собой,
Что поднесь о вас вздыхаю
И забыть никак не мог,
С жалобой напоминаю:
Мой последний слышьте вздох.
ПРИВРАТНИКУ{*}
Един есть бог, един Державин,
Я в глупой гордости мечтал;
Одна мне рифма — древний Навин,
Что солнца бег остановлял.
Теперь другой Державин зрится,
И рифма та ж ему годится;
Но тот Державин — поп, не я:
На мне парик, на нем скуфья.
Итак, чтоб врат моих приставу
В Державиных различье знать,
Пакетов, чести по уставу,
Чужих мне в дом не принимать,
Не брать от имреков паскви́лей,
Цидул, листов — не быть впредь филей,
Даю сей вратнику приказ
Не выпускать сего из глаз:
На имя кто б мое пакеты
Какие, письма ни принес,
Вопросы должен на ответы
Тотчас он дать, бумаг тех в вес,
Сказать: отколь, к кому писанья?
И те все произнесть признанья
Свободным, без запинок, ртом;
Подметны сплетни жги огнем.
А чтоб Державина со мною
Другого различал ты сам, —
Вот знак: тот млад, но с бородою,
Я стар — юн духом по грехам.
Он в рясе длинной и широкой;
Мой фрак кургуз и полубокой.
Он в волосах, я гол главой;
Я подлинник — он список мой.
Он пел молебны, панихиды,
И их поныне всё поет;
Слуга был Марса я, Фемиды,
А ныне — отставной поэт;
Он пастырь, чад отец духовный,
А я правитель был народный.
Он обер-поп, я ктитор муз,
И днесь пресвитер их зовусь.
Кропит водой, курит кадилом,
Он тянет руку дам к устам;
За честь я чту тянуться с рылом
И целовать их ручки сам.
Он молит небеса о мире,
Героев славлю я на лире;
Он тайны сердца исповесть,
Скрывать я шашни чту за честь.
Различен также и делами:
Он ест кутью, а я салму;
Он громок многими псалмами,
Я в день шепчу по одному.
Державин род с потопа влекся;
Он в семинарьи им нарекся
Лиш сходством рифм моих и стон.
Мой дед мурза, его дед поп.
И словом, он со мной не сходен
Ни видом, ростом, ни лицом;
Душой, быть может, благороден,
Но гербом не Державин он!
В моем звезда рукой держима,
А им клюка иль трость носима.
Он может четки взнесть в печать,
Я лирою златой блистать.