Победы России — грозное предупреждение ее недругам. В стихах, посвященных победам в 1807 году атамана донских казаков Платова и озаглавленных «Атаману и войску Донскому», Державин, оглядываясь на героическое прошлое русского народа, спрашивает:
Последняя строка была явно адресована Наполеону, неизбежную гибель которого, если он решится вторгнуться в Россию, Державин проницательно предсказывал еще за несколько лет до войны 1812 года.
Будучи страстным русским патриотом, Державин признавал столь же законными патриотические чувства иноземцев по отношению к их отечеству. В 1794 году поэт написал победную оду «На— взятие Варшавы». Однако позднее, при Павле, он же смело вступился за польских патриотов, которые были арестованы по подозрению в заговоре против России и которым угрожала вечная каторга. «Виноваты ли были Пожарский, Минин и Палицын, что они, желая избавить Россию от рабства польского, учинили между собою союз и свергли с себя иностранное иго?» — спросил он у начальника страшной Тайной канцелярии. Тот ответил, что, наоборот, они достойны величайшей похвалы. «Почему ж так строго обвиняются сии несчастные, что они имели некоторые между собою разговоры о спасении от нашего владения своего отечества?» — сказал Державин (6, 742).
Не менее характерно, что восторженный певец боевой русской славы Державин вместе с тем, следуя здесь традиции Ломоносова и вообще двигаясь в русле передовой общественной мысли своего времени, выступал против завоевательных войн, был апологетом «тихих дней» — мира народов. «Всегда дышать одной войною Прилично варварам, не нам», — пишет он уже в раннем своем стихотворении «Пикники» (1776). А в оде «На взятие Варшавы» Державин восклицает: «О росс! О подвиг исполина! О всемогущая жена! Бессмертная Екатерина! Куда? И что еще? — Уже полна Великих ваших дел вселенна». Екатерина не без основания решила, что поэт советует ей воздерживаться от дальнейших завоеваний, кроме того в некоторых строках усмотрела, как и в оде «Властителям и судиям», «якобинизм».
В результате весь уже отпечатанный тираж оды был по ее распоряжению задержан, и стихи смогли выйти в свет лишь после ее смерти. Быть «победителем света» не «чрез драки и кровь» призывал Державин и Александра I (ода «Маневры», 1804). В поданной Александру I записке «Мечты о хозяйственном устройстве военных сил Российской империи» Державин прямо писал: «Всякая война — семя будущей войны, следовательно, несчастие народов. Мщение производит подобный отголосок, и мститель подлежит сам оному» (7, 441). Историческую миссию России Державин, как и Ломоносов, видит в том, чтобы нести народам мир, «тишину». «Воюет росс за обще благо, за свой, за ваш, за всех покой», — обращается он в одной из своих суворовских од («На переход Альпийских гор») к народам Европы. «Обще благо» и «покой» Державин связывал с поражением французской революции. И в этом тоже нашла свое выражение «пестрая смесь» мыслей поэта, но в своих антивоенных призывах Державин, как и Ломоносов, сумел выразить существенную черту национального характера народа, не стремящегося к захватам и завоеваниям, но умеющего грудью стать на защиту родины.
Одной из выдающихся черт творчества Державина является небывалая еще дотоле в русской поэзии широта художественного охвата поэтом современной действительности. Ярко отражая в своих стихах ее героические черты, необыкновенно красочно живописал Державин и картины частной жизни русского общества своего времени. В его стихах мы найдем зарисовки быта богатого купечества («К первому соседу», 1780), народных городских гуляний. Но прежде всего и больше всего показывает он «вельможную и барскую жизнь нараспашку» (Белинский) — домашний быт русского дворянства, благоденствующего в своих городских особняках или на просторах поместного приволья. Полностью воспроизводя в одной из своих замечательных статей о Державине его «Приглашение к обеду» (1795), Белинский замечает: «Как все дышит в этом стихотворении духом того времени — и пир для милостивца, и умеренный стол без вредных здравию приправ, но с золотою шекснинскою стерлядью, с винами, которые «то льдом, то искрами манят», с благовониями, которые льются с курильниц, с плодами, которые смеются в корзинках, и особенно — с слугами, которые не смеют и дохнуть!..»[1] Причем в этом стихотворении, обращенном к высокопоставленным «благодетелям» поэта, он не удерживается от ядовитого и достаточно прозрачного намека по адресу всесильного тогда Платона Зубова, который предпочел его «умеренному» угощенью «златые чертоги» «и яствы сахарны царей» — обещал прийти, но в самый последний момент прислал сказать, что не будет, ибо «его государыня удержала» (1, 669). Не исключено, что именно ради этого намека и было написано поэтом все его стихотворение.