Выбрать главу
Собрать не алчет миллионов, Не скалится на жирный стол; Не требует ничьих поклонов И не лощит ничей сам пол; Не вьется в душу к царску другу, Не ловит таинств и не льстит; Готов на труд и на услугу, И добродетель токмо чтит. Хотя и царь его ласкает, Он носа вверх не поднимает.
Он видит, что и дубы мшисты Кряхтят, падут с вершины гор, Перун дробит бугры кремнисты И пожигает влажный бор. Он видит: с белыми горами Вверх скачут с шумом корабли; Ревут и черными волнами Внутрь погребаются земли; Он видит — и судьбе послушен, В пременах света равнодушен.
Он видит — и, душой мужаясь, В несчастии надежды полн; Под счастьем же, не утомляясь, В беспечный не вдается сон; Себя и ближнего покоя, Чтит бога, веру и царей; Царств метафизикой не строя, Смеется, зря на пузырей, Летящих флотом к небу с грузом, И вольным быть не мнит французом.
Он ведает: доколе страсти Волнуются в людских сердцах, Нет вольности, нет равной части Царю в венце, рабу в цепях; Несет свое всяк в свете бремя, Других всяк жертва и тиран, Течет в свое природа стремя; А сей закон коль ввек ей дан, Коль ввек мы под страстьми стенаем, Каких же дней златых желаем?
Всяк долгу раб. Я не мечтаю На воздухе о городах; Всем счастливых путей желаю К фортуне по льду на коньках. Пускай Язон с Колхиды древней Златое сбрил себе руно, Крез завладел чужой деревней, Марс откуп взял, — мне всё равно, Я не завидлив на богатство И царских сумм на святотатство.
Когда судьба качает в люльке, Благословляю часть мою; Нет дел — играю на бирюльке, Средь муз с Горацием пою; Но если б царь где добрый, редкой Велел мне грамотки писать, Я б душу не вертел рулеткой, А стал бы пнем я стал читать Равно о людях, о болванах, О добродетелях в карманах.
А ежели б когда и скушно Меня изволил он принять, Любя его, я равнодушно И горесть стал бы ощущать, И шел к нему опять со вздором Суда и милости просить. Равно когда б и светлым взором Со мной он вздумал пошутить И у меня просить прощенья, — Не заплясал бы с восхищенья.
Но с рассужденьем удивлялся Великодушию его, Не вдруг на похвалы пускался; А в жаре сердца моего Воспел его бы без притворства, И в сказочке сказал подчас: «Ты громок браньми — для потомства, Ты мил щедротами — для нас, Но славы и любви содетель Тебе твоя лишь добродетель».
Смотри и всяк, хотя б чрез шашни Фортуны стал кто впереди, Не сплошь спускай златых змей с башни И, глядя в небо, не пади; Держися лучше середины И ближнему добро твори; На завтра крепостей с судьбины Бессильны сами взять цари. Есть время — сей, — оно превратно; Прошедше не придет обратно.
Хоть чья душа честна, любезна, Хоть бескорыстен кто, умен; Но коль умеренность полезна И тем, кто славою пленен! Умей быть без обиды скромен, Осанист, тверд, но не гордец; Решим без скорости, спокоен, Без хитрости ловец сердец; Вздув в ясном паруса́ лазуре, Умей их не сронить и в буре.
1792

К Н.А.ЛЬВОВУ{*}

Стократ благословен тот смертный, Кого не тяготит печаль, Ни зависть потаенным вздохом Ни гордость громогласным смехом Не жмут, не гонят со двора.
Сокрыта жизнь твоя в деревне Течет теперь, о милый Львов! Как светлый меж цветов источник В лесу дремучем. Пусть другие, Взмостясь, из терема глядят,
Как на златые колесницы Зевает чернь, как ратный строй В глаза ей мещет блеск от ружей, И как она, волнам подобно От бурь, от всадников бежит;
Как витязи в веках позднейших В меди иль в мраморе себя Со удивленьем созерцают И плещут уж заране в длани, Что их народ боготворит.
Но ты умен — ты постигаешь, Что тот любимец лишь небес, Который под шумком потока Иль сладко спит, иль воспевает О боге, дружбе и любви.
Восток и запад расстилают Ему свой пурпур по путям; Ему благоухают травы, Древесны помавают ветви И свищет громко соловей.
За ним раскаянье не ходит Ни между нив, ни по садам, Ни по холмам, покрытых стадом, Ни меж озер и кущ приятных, — Но всюду радость и восторг.
Труды крепят его здоровье; Как воздух, кровь его легка; Поутру, как зефир, летает Веселы обозреть работы, А завтракать спешит в свой дом.