Выбрать главу
Иль, храбрых россиян делами Пленясь бы, духом возлегал, Героев полк над облаками В сияньи звезд я созерцал; О! коль бы их воспел я сладко, Гремя поэзией моей Отважно, быстро, плавно, кратко, Как ты, — о дивный соловей!
1795

ПАВЛИН{*}

Какое гордое творенье, Хвост пышно расширяя свой, Черно-зелены в искрах перья Со рассыпною бахромой Позадь чешуйной груди кажет, Как некий круглый, дивный щит?
Лазурно-сизы-бирюзовы На каждого конце пера, Тенисты круги, волны новы Струиста злата и сребра; Наклонит — изумруды блещут! Пове́рнет — яхонты горят!
Не то ли славный царь пернатый? Не то ли райска птица Жар, Которой столь убор богатый Приводит в удивленье тварь? Где ступит — радуги играют! Где станет — там лучи вокруг!
Конечно, сила и паренье Орлиные в ее крылах, Глас трубный, лебедино пенье В ее пресладостных устах; А пеликана добродетель В ее и сердце и душе!
Но что за чудное явленье? Я слышу некий странный визг! Сей Феникс опустил вдруг перья, Увидя гнусность ног своих. О пышность! как ты ослепляешь! И барин без ума — павлин.
1795

ПАМЯТНИК{*}

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный, Металлов тверже он и выше пирамид; Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный, И времени полет его не сокрушит.
Так! — весь я не умру, но часть меня большая, От тлена убежав, по смерти станет жить, И слава возрастет моя, не увядая, Доколь славянов род вселенна будет чтить.
Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных, Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал; Всяк будет помнить то в народах неисчетных, Как из безвестности я тем известен стал,
Что первый я дерзнул в забавном русском слоге О добродетелях Фелицы возгласить, В сердечной простоте беседовать о боге И истину царям с улыбкой говорить.
О муза! возгордись заслугой справедливой, И презрит кто тебя, сама тех презирай; Непринужденною рукой неторопливой Чело твое зарей бессмертия венчай.
1795

ХАРИТЫ{*}

По следам Анакреона Я хотел воспеть харит — Феб во гневе с Геликона Мне предстал и говорит: «Как! и ты уже небесных, Дев желаешь воспевать? Столько прелестей бессмертных Хочет смертный описать! Но бывал ли на высоком Ты Олимпе у богов? Обнимал ли бренным оком Ты веселье их пиров? Видел ли харит пред ними, Как, под звук приятных лир, Плясками они своими Восхищают горний мир; Как с протяжным тихим тоном Важно павами плывут; Как с веселым быстрым звоном Голубками воздух вьют; Как вокруг они спокойно Величавый мещут взгляд; Как их всех движеньи стройно Взору, сердцу говорят? Как хитоны их эфирны, Льну подобные власы, Очи светлые, сафирны Помрачают всех красы? Как богини всем собором Признают: им равных нет, И Минерва важным взором Улыбается им вслед? Словом: видел ли картины, Непостижные уму?» — «Видел внук Екатерины», — Я ответствовал ему. Бог Парнаса усмехнулся, Дав мне лиру, отлетел. — Я струнам ее коснулся И младых харит воспел.
Конец 1795 или начало 1796

НАДГРОБИЕ ШЕЛЕХОВУ{*}

Колумб здесь росский погребен: Преплыл моря, открыл страны́ безвестны; Но, зря, что всё на свете тлен, Направил паруса во океан небесный.
Конец 1795 или начало 1796

НА РОЖДЕНИЕ ЦАРИЦЫ ГРЕМИСЛАВЫ Л. А. НАРЫШКИНУ{*}

Живи и жить давай другим, Но только не на счет другого; Всегда доволен будь своим, Не трогай ничего чужого: Вот правило, стезя прямая Для счастья каждого и всех!
Нарышкин! коль и ты приветством К веселью всем твой дом открыл, Таким любезным, скромным средством Богатых с бедными сравнил, — Прехвальна жизнь твоя такая, Блажен творец людских утех!
Пускай богач там, по расчету Назнача день, зовет гостей, Златой родни, клиентов роту Прибавит к пышности своей; Пускай они, пред ним став строем, Кадят, вздыхают — и молчат.
Но мне приятно там откушать, Где дружеский незваный стол; Где можно говорить и слушать Тара-бара про хлеб и соль; Где гость хозяина покоем, Хозяин гостем дорожат;