Я не кланяюсь наглому хаму,
Не спускаю обид подлецу,
И с разбойником я не желаю
Петь, свистеть, говорить по душам.
У меня - не разбойное дело,
И не подлая - почва моя,
И судьба не на хамах воздвиглась,
А на чести моей и любви.
Ненавижу (на то моя воля!)
Трюки лжи, акробатику лести,
Цирковую улыбку проныры
И нахала копеечный фарс.
Божьей волей я сделана крепко,
У меня-не дырявая крыша,
У меня - не трухлявые стены,
Окна светлые, с видом на мир.
Разве кровельщик мой златоустый,
Разве мой чудодейственный плотник,
Разве мой светоносный стекольщик
Мне позволят распутство и срам -
Чтобы кланялась наглому хаму,
А мерзавцу спускала обиды,
И с разбойником вдруг пожелала
Петь, свистеть, говорить по душам?
Источник: Прислал читатель
Ребенок рисует ребенка
В одежде нездешних людей.
Ребенок рисует ребенка
В одежде индейских вождей.
Неопытный гений находит
В чертах произвольных родство,
И вот из «оттуда» выходит
Родное ему существо.
Оно говорит, суетится,
Оно разгоняет тоску,
На левом - летящая птица
И сердце - на правом боку.
Оно благодарно за счастье
Лежать на столе до конца.
Оно проявляет участье
К обидам и скукам творца.
Ни в чем никогда не откажет,
Смешит, как никто не умел.
Оно не посмеет, не скажет:
- О, боже, как ты надоел! -
Должно же быть что-то на свете
Твоим навсегда, насовсем.
И это предчувствуют дети,
И ими рисуются дети,
И так же рождаются дети,
И верности хочется всем.
1962
Источник: Прислал читатель
Румяные и бледные огни
В полночных струях плавали привольно,
Луна лежала в облачной тени,
Сияя поперечно и продольно.
Была моста чугунная скула
Озарена толпой горящих склянок,
А издали казалось, что спала
Богиня из породы мавританок.
Цепные украшения на ней
Замкнулись в раннем детстве, в колыбели,
И к благодати всех простых камней
Сто драгоценных камней голубели.
Глубокое дыханье божества -
Свидетельство могучих сновидений,-
Прошелестела на бегу листва,
Замкнув калитку собственных владений.
Сквозным двором и пыльным пустырем
Я вышла к дому. В облачной бутыли
Плыла луна молочным пузырем,
Огни увяли в склянках и остыли.
Я - мастер сны заказывать. Во сне
Вернулось детских дней великолепье,
И чей-то ключ навек замкнул на мне
Тяжелые, таинственные цепи:
Одну - перебирали мать с отцом,
Другую - сын, а третью - друг. С четвертой
Играла Муза, черная лицом
И белая тетрадью распростертой.
Источник: Прислал читатель
Трое всадников незримых
Молча держат путь за мною,
Вдаль меня сопровождая
С драгоценною казною -
Жизнью, названной земною.
Пусть насытит их троих
Вся добыча дней моих!
Младший всадник, малокровный,
Молча держит путь за мною,
Тихо кашляя в ладошку,
Позлащенную луною,
Истощенную войною.
- Кто ты, цокот за спиною?
- Всадник-детство! А за мною…
Средний всадник, полнокровный,
Молча держит путь за мною.
Ливень стрел в него вонзился -
Грянет каждая струною,
Всею жизнью остальною,
Всею волею стальною.
Кто ты, грохот за спиною?
- Всадник-юность! А за мною…
Старший всадник, хладнокровный,
Молча держит путь за мною,
Прижимает грудь сыночка
Он к себе рукой одною,
А другой рукой ныряет
В бездну, полную виною,
Потрясенный глубиною,
Где вздыхает правды строчка.
- Кто ты, холод за спиною?
- Свет и музыка за мною!…
Источник: Прислал читатель
Это яблони так благовонны,
Это яблоки в листьях густых,
Освещая прохладные склоны,
На цепочках висят золотых.
Это звезды в просторе высоком
Раскачались над плитами крыш,
Над корытами с яблочным соком,
Над потоком, где окисел рыж.
Это рожью, ранетом и медом
На весах расположены дни,
И качаются чаши с приплодом -
Как в маслах византийских огни.
Это кто возвращается в кубках,
Обратясь узкоглазьем лисы
К пастухам в золотых полушубках,
Разрезающим бронзовый сыр!
А когда затихает огарок
И у тени меняется рост,
Чей подарок так жарок и ярок,
Кто склоняет к нам дерево звезд!
Кто мерцает, из моря внушая,
Что пространства не так велики,
И, размеру строки не мешая,
Уменьшает размеры тоски!
Грандиозные в лиственном хламе,
Золотые свисают плоды,
Уменьшая луну над холмами,
Не мешая размеру звезды.
1970
Источник: Прислал читатель
Л. П. Инушевской
Уходит день за днем. В дали прекрасной
Не поврежден порядок перемен:
Уходит лето по дороге красной,
Уходит осень по дороге грязной,
Всему готово что-нибудь взамен.
Мое - со мной, на каждом отпечатки:
Моя постель - печать моих костей.
И воздух, наполняющий перчатки,
Находит слепок двух моих кистей.
И зеркало, мерцающее в доме,-
Судьбы моей и дней моих тайник.
И что еще в моем жилище, кроме
Моих печалей, радостей и книг?
Но иногда, пока иные дети
В блаженстве машут крыльями во сне,
Меня пытает голос на рассвете,
Себя скрывая, может быть, в стене…
И под его диктовку удается
Признанье в том, чего не знала я.
И никаких следов не остается.
Строка в тетради, да и та - моя.
Источник: Прислал читатель