Госпожа Курдюкова — в ближайшем родстве с Козьмой Прутковым. «Как пародист Мятлев — прямой предшественник юмористической «фирмы» Козьмы Пруткова, составленной Алексеем Толстым и братьями Жемчужниковыми. Басня «Медведь и Коза», «Истолкование любви», «Неприятный сосед», «Фантастическая высказка», «Брачная деликатность» — выдержаны совершенно в прутковском духе», — писал А. Амфитеатров в 1894 году.[60] И далее он подробно развивал эту тему, считая, что «в последующем поэтическом поколении» Курочкин «более всех напоминал Мятлева. Капризный разговорный стих Мятлева, выработанный либо танцевальным кадансом, либо ритмом модного романса, вроде «Тарантеллы», — это законный отец стиха Курочкина».
Тридцать пять лет спустя советский исследователь В. Голицына в упоминавшейся статье наметила гораздо более сложную родословную: и Новый поэт (И. Панаев), и Эраст Благонравов (Б. Алмазов), и многие поэты «Искры» (в их числе оба Курочкины и Минаев), и Козьма Прутков в той или иной степени обязаны были Мятлеву.[61] Они продолжали начатое им дело, некоторые из них расчистили путь для новой поэтической волны, поднявшейся в конце сороковых годов. В значительной мере их усилиями была создана юмористическая и сатирическая поэзия минувшего века.
Но, как уже было сказано исследователями, больше других обязан был Мятлеву Козьма Прутков, вымышленный поэт и чиновник, одним из духовных предков которого была тамбовская помещица госпожа Курдюкова.
Н. Коварский
Отчего, мой ангел милый,
Так мне скучно без тебя?
Свет сей сделался могилой,
Всё постыло для меня!
Отчего других мне радость
Уж веселья не дает?
Лишь в очах твоих вся сладость —
В них душа моя живет!
Ты как солнце, что лучами
Всю вселенную живит;
Как весна, что нас цветами
К удовольствию манит;
Как луна, что освещает
Странника в тиши ночной;
Как надежда, что вселяет
В душу к бедному покой.
Так приди ж, мой друг бесценный!
Приди, рай всех чувств моих!
И забуду о вселенной
Я в объятиях твоих.
Июль 1824
Неужель мечта пустая,.
Неужели тщетный сон —
И любовь моя святая
И души моей закон?
Неужель мой друг сердечный,
Та, кем жизнь моя красна,
Красотой не будет вечной
Цвесть, как юная весна?
Неужель уста младые,
Яркий пламень тех ланит
И те очи голубые,
В коих сердце говорит, —
Изменятся, перестанут
Сердце, душу волновать,
И уста мои не станут
Их как прежде целовать?
Нет, не верю; нет, пустое!
Навсегда они со мной —
Сердце вечно молодое
И с любовью молодой!
Пусть изменится вселенна,
Мне что нужды до того?
Память сердца неизменна:
Она врезалась в него.
И она всё будет та же,
Как ее я прежде знал;
С нею мы под старость даже
Будем пить любви фиал.
Та ж любовь! Ее цветами
Жизни осень усладим,
А как постареет с нами —
Мы ей дружбу придадим.
Август 1831
Когда волшебная луна
На небе голубом сияет
И полуспящая волна
Ее мерцанье отражает,
Когда в тиши ночной зефир
Колеблет листия порою, —
Душа весь наполняет мир
Своей любимою мечтою.
Не радость в ней и не печаль,
Но, с будущим минувшее сливая,
Она глядит в туманну даль,
Воображению внимая.
Оно рисует перед ней
Всё, что сбылось, что изменило
И что в печальной жизни сей
Еще бы сердце веселило:
Друзей минувших юных лет,
И отчий дом, поля родные,
И тех, кого уж больше нет,
Но в сердце всё еще живые;
А горький опыта урок,
Что дважды младость не бывает,
Что счастию положен срок —
Душа в раздумье забывает.
Но долго ли обольщена
Она любимою мечтою?
Зайдет за облако луна —
И увлечет мечту с собою.
И жизни одинокий путь
Еще грустней, мрачней предстанет,
И мысль одна: когда-нибудь,
Авось, еще луна проглянет!
Ноябрь 1833
Как быстро облако бежит!
Оно сейчас луну закроет,
Мой путь вечерний омрачит,
И сердце вещее заноет.
вернуться
А. Амфитеатров, Мятлев и его поэзия. В кн.: И. П. Мятлев, Полн. собр. соч., т. 1, с. XXVIII.
вернуться
См.: В. Голицына, Шутливая поэзия Мятлева и стиховой фельетон В сб.: Русская поэзия XIX века, с. 176-204.