И расписания последних электричек,
Как будто час - спасательный жилет.
На станции, большой и узловой
Выходим за водой и пирожками.
Моя стихия окружает нас,
Которая опять ее пугает.
И жилки синие краснеют на лице.
Мой город настигает нас внезапно,
На дав опомниться, ворвавшись в окна видом
Домов, садов, огней, разреза улиц.
Я выхожу, про адрес и не вспомнив,
как вытолкнутый поезда рукой.
И там, в окне, прижавшееся плотно
К стеклу и очень бледное, как маска,
Ее лицо проходит-проплывает,
Чтоб в жизни моей больше не возникнуть
И отлетев как будто в никуда...
Апрель, 1974. Минск - Осиповичи - Бобруйск.
Модифицированное в 1988 году
черновое стихотворение
* Книга стихов "ДОЖДЬ. КОНТУРЫ" *
1973 - 1974
ОГЛАВЛЕНИЕ:
1. Весь день прошел в сплошном угаре...
2. Дождь льет как из ведра...
3. Февральский дождь все моросит по лужам...
4. КОНТУРЫ
5. Два дня как тает...
6. Я иду. Плеск воды под ногами...
7. Декабрьский дождь смочил ступени влагой...
x x x
Весь день прошел в сплошном угаре;
Все утонуло в странной дымке лиц.
Мы бегали, и снова на гитаре
Мы повторяли: ритм, соло, ритм.
Блесте металл на лестничных дорожках,
Все лица, лица, лица, лица вниз;
Вульгарный лак на матовых обложках
Был чисто-новым, гладким, словно бриз.
А дальше лестницы над входом поднимались,
Нам разрешалось всюду там ходить.
И в джинсах девушки там переодевались,
Не закрывая дверь с табличкой "Не входить".
Ударник бил, склонясь над барабаном,
Мы вторили ему, начав игру,
И безголовым, мутным океаном
Толпа переливалась по ковру.
Мы выходили, ртом хватая воздух,
И надышаться не могли луной,
И я, склонясь над низким микрофоном,
Рассказывал о бренности мирской.
Шагами легкими бежали по паркету;
В подъезде лица, тускло-яркий свет;
И губы повторяли незаметно:
"Все суета, все суета сует".
Февраль, 1974.
x x x
Дождь льет как из ведра. Зима в разгаре самом.
Здесь мокрые деревья в стороне
Все больше мокнут; с крыш стекают капли,
И дождь стучит по вымершей земле.
Я, вдаль (куда?) направив взгляд, шагаю
Через "болота", грязь и мокрый снег,
Я, выйдя за ворота, замечаю,
Что в белой мгле не виден человек.
Я сапоги свои мочу в воде прозрачной
И дальше шествую, свой пыл оставив там,
Я ручку дергаю у хижины невзрачной
И в тишине шагаю по дворам.
Я двигаюсь в безбрежном море лужиц
И все никак распутать не могу
Клубок хитросплетенья крыш и улиц,
И переулков в замкнутом кругу.
Вода с одежды медленно стекает
И вдоль дороги струями бежит,
И снег размокший постепенно тает
У стен, заборов и дорожных плит.
Февраль, 1974.
Февральский дождь все моросит по лужам;
Кусты промокли; слабо блещет жесть;
Скопленья грязи выглядят понуро
На грудах строек и проезжих мест.
Стекляной дробью капли бьют, стекая
И разговор приглушенно звучит,
И в бледном воздухе прозрачность грез витает,
И дождь прямой по лужам моросит.
На серость улицы легла печаль сурово,
Прозрачной бледностью наполнен воздух весь,
И - синий воздух - может, и не ново,
Но вдруг по-новому сумел я разглядеть.
Воды - как слезы чистые, недвижна
Вокруг стоит, у древ и фонарей,
И слезы грустные всплывают неподвижно
Перед глазами, прячась от людей.
Прозрачным сном колеблется пространство,
Все светом чистым враз опьянено,
И в первый раз за много дней бесстрастных
Мне мира ширь почувствовать дано.
Мне с миром слиться разрешили чувства,
Мне даль пройти удалось до конца,
И светлый лик великого Искусства
Я вправе снова видеть у лица.
Февраль, 1974.
КОНТУРЫ
За пеленой прозрачного дождя,
За белой дымкой влажного тумана
Мерцают тускло контуры обмана
И грез, не исполнимых никогда.
Они помещены туда не мной,
Не жаждой исполнения надежды,
Но прежде нас и наших предков прежде
Создателя ошибкой роковой.
В несовмещеньи грезы и реалий,
В несовпаденьи ожиданий с тем,
Что видим мы, их родовой тотем,
Их вотчина за пеленой вуалей.
И чтобы не сойти совсем с ума,
Не сброситься с верхушки той вон башни,
Мы ткать воображенью кружева
Приказываем в точках взглядов наших.
Лишь кажется, что город жив и нем
Не мертвой немостью, а тишиной дождливой.
На самом деле он не жив совсем,
А мертв кругом: и здесь, и в перспективах.
Лишь кажется, что где-то за дождем
Есть мудрость и наполненность, и жизни
Другой, большой, незлая укоризна:
Нет ничего! Нет ничего во всем!
Лишь кажется, что есть гранит Начал,
История, Основа и Великость:
Лишь контуры обмана и двуликость
Двуличность за пределами дождя.
Свои направив нити из небес,
Искуственно связал с отекшим небом
Дождь наши будни, низкие, как невод,
Не приближая ни с собой, ни без.
И в тишине, и вопреки шагам,
Ничто не сокращает расстоянья:
Как горизонта линия изгнанья,
Как слово "расстоянье" по слогам...
Февраль, 1974.
Два дня как тает. Лужи блещут мокро.
И капли падают, издав чуть слышный всплеск.
Кругом шаги, и тускло светят окна,
И фонарей немой мигает блеск.
А в переулке белизна, как прежде,
И крыши цвет совсем без перемен,
И звезды в небе так же ярко блещут,
И сад безмолчен в окруженьи стен.
Отчаянье. Оно покоем странным
Поверх всего безгласностью лежит.
И дух застыл в экстазе нереальном,
И сердце, словно в ужасе, дрожит...
Так кажется, что все, не отдыхая,
Тебя ведет в кошмаров черных дым,
Так падает, шаги не различая,
Густая тень под бледно-голубым.
Так тянется, одно за поворотом,
Бесстрастие, как длинный коридор,
И в тихом ужасе вдруг отзовется кто-то,
И вслипнет снег, и оборвется спор.
Декабрь, 1973.
x x x
И иду. Плеск воды под ногами.
Скользко так, что непросто пройти;
Свет из окон струится лучами,
Снег в вечернем тумане летит.
Кружат, падают белые хлопья,
Словно бабочки летом на свет,
И лицо мое медленно мокнет
Под водой бело-снежных комет.
Я один. Тишина тротуаров,
Мягкий скрип пустоту выдают.
Белым заревом белых пожаров
Фонари темноту разорвут.
Шум колес удаляется мерно,
Тени вяжутся в черную сеть;
И, как прежде, из окон, наверно,
Будет взор отрешенный смотреть.
В новый день все клонясь понемногу,
Будет время в пространстве гореть,
И ложится ребром на дорогу
Свето-тени бездвижная сеть.
28 января, 1974.