Стиховорения и драмы

И гнев в его глазах слезу остановил.
Он поднял шлем, он грудь щитом покрыл,
И грянул глас его, предвестник истребленья:
«Вперёд! Вперёл! — и с взором мщенья
Он первый в грудь врага свой острый меч вонзил.
Бегите перед ним! Его в бою теченье —
Потока бурного стремленье!
Бегите, витязи славян!
Уже погиб младой Руслан,
Лежит в пыли Премысл надменный,
Зломира труп окровавленный
Упал, как глыба с снежных гор,
И вечной ночи прах покрыл Остапа взор.
Как каменный оплот пред храбрыми друзьями,
Стоял Услад, днепровских честь брегов.
Прельщённый бранными венцами,
Забыл он хаты милой кров
И гуслей сладкий звук под вещими перстами.
Почто он брань любил? Средь мирной тишины,
При плеске струй Днепра родного
Не лучше ль было петь и Леля молодого,
И славные дела глубокой старины?
Теперь ты пал, о витязь юный!
Теперь тебя сразил героя меч стальной,
Осиротели звонки струны,
Умолк навеки голос твой.
Уж нет его, но щит Рогдая
Простерт над юношей-певцом.
Рогдай его любил; секира роковая
Блеснула грозная над вражеским бойцом.
Он пал, он пал, но близок мститель,
Младой Услада победитель
К Рогдаю мрачному летит
И тяжкий меч в руках вращает,
Но страха славянин не знает,
Лишь ярче взор его блестит
И сердце радостней играет.
Враги сошлися — щит с щитом,
Вскипел меж ними бой жестокий,
Ударил меч о меч широкий
Раздался треск, как дальний гром
Над бездною морей глубокой,
И брызнул пламень от броней.
Но тщетно мужество Рогдая,
Уж сталь во грудь его вонзилась роковая,
Свирепый блеск его очей
Уж тени смертные закрыли,
Геройску длань сковал могильный хлад,
Уста в последний раз, бледнея, повторили
Слова священные: «Свобода, Новоград».
Он пал, как древний дуб, веков минувших зритель,
Нависший тению густой
На свежий дол, спокойствия обитель,
Падет, низверженный грозой.
И средь его дружин смятенье,
И хлынула за князем вслед
Толпа варяг, носящих истребленье
Уже вкруг знамени побед.
Богатыри славян седые
Легли, как класы золотые,
Сраженны острою косой.
На спину щит отбросив свой,
Уже варягов князь надменный
На знамя руку простирал,
Уже в мечтах торжествовал
Над ратию славян сраженной,
Уже... Но что за крик раздался?
Почто варягов храбрый строй
Вблизи, вдали восколебался?
Кто, кто течет губительной стезей,
Как брани бог, покрыт броней окровавленной,
Спеди дружины их смятенной?
Вадим ведет на бой славян!
Как легкий утренний туман
Седые крылья собирает,
Ложась волнистою грядой
На темный скат горы крутой,
Так рать варягов отступает,
Смыкаясь вкруг вождя железною стеной
Враги за ними вслед, и страшный вспыхнул бой.
И палиц треск, и свист ужасный пращей,
И стали гром, о сталь разящей,
И шлемов звон, и стук щитов,
И глас вождей, и крик бойцов
В долине грозно раздаются.
Меж тем с полнощи ветр встает
И тучи сизые несутся,
Седой поток с холмов ревет,
Подъятый вихрем прах клубится,
На поле брани мрак ложится,
Рекой на землю кровь течет;
Там гибнет славянин, там сын иноплеменный
Вздыхает, падая, о родине своей,
Там старец богатырь, под шлемом убеленный,
При грохоте трубы и молниях мечей,
Теперь сражен враждебною стрелою,
Еще свой жмет булат хладеющей рукою.
А там, безвременный встречающий конец,
Боец мечтой перелетает
В тот край, где горестный отец
Его с слезами ожидает;
Где в час, когда заря багрянит небеса,
Невеста юная, родных полей краса,
Восходит на скалы крутые
И, кудри по главе разбросив золотые,
Вперяет взор в туманну даль,
К стенаньям ветерка свой жадный слух склоняет
И смотрит, вдалеке не светится ли сталь,
Не друга ль звонкий рог долины сон смущает.
Но друг ее, увы, изранен умирает.
Отвсюду слышен ветров вой,
И крик, и вопль, и стон глухой;
Ряды падут на землю мертвы,
Добыча смерти злой, кровавой брани жертвы.
Среди рослагенских сынов
Пришлец от дальних берегов
Морей Свеонии, покрытых вечно льдами,
Стоял бестрепетный Гаральд.
Ему несчастну смерть пророчил древний скальд,
Когда он плыл с варяжскими судами
По дремлющим в ночи волнам
К славянским счастливым краям.
Но ах! судьбы рука неотвратима;
Она таинственной стезей
Ведет нас, всюду невидима,
От лона матери до двери гробовой.
Гаральд потек на бой, его могущей длани
Бежал отважный славянин,
И круглый щит его во дни кровавой брани
Был грозною скалой для вражеских дружин.