Стиховорения и драмы

Теперь вокруг него вотще свистали стрелы,
Вотще Вадима меч тяжелый
Носил варягам смерть и страх.
Один в их трепетных рядах
Гаральд стоял неустрашимый,
Один рукой неутомимой
Он яростных врагов порыв остановлял
И гласом громовым к сраженью призывал
Бойцов Рослагена смятенных;
Тела врагов, его мечом сраженных,
Лежали вкруг него широкою грядой,
Как листья бледные, отторгнуты зимой,
Лежат вкруг рощей обнаженных.
Вадима ждал Гаральд с угрозой на устах,
С блестящими от ярости очами.
Они сошлись, как в небесах
Две тучи бурные, чреватые громами,
Сверкают молньи, на горах
Дубравы падают, исторженны с корнями,
И жителей долин объемлет бледный страх.
Уж меч Гаральда сокрушился,
И щит его разбит, но бой не прекратился.
Враги схватилися и крепкою рукой
Друг друга жмут к груди стальной.
В них кровь кипит, в них дух теснится,
Их брони гнутся, прах клубится
Под их могучею пятой.
Кругом их смолк шумящий бой,
На время спят в колчанах стрелы,
К земле склонилися копье и меч тяжелый,
И все в молчании взирают на борцов.
Но вдруг раздался крик, доспехи загремели,
Иноплеменнки содроглись, побледнели.
В пыли лежит Гаральд, славенских страх станов,
В пыли Гаральд; над ним булат сверкает;
Вдруг, падая, стальной шелом
Сребристые власы героя открывает,
И юноша свой меч от старца отвращает,
Он вспомнил об отце, и старом, и седом.
Но ах! терзаемый и гневом, и стыдом,
Гаральд не хочет жить, печалью удрученный,
Подъемлет от земли булат окровавленный
И, грудь свою склонив, главу склоняет в прах,
Исполнен ярости, но с смехом на устах.
Его уж нет... Варягов страх объемлет,
Они бегут, бросая меч и щит,
И трепетный боец вождям своим не внемлет,
И лютый меч бегущих в тыл разит.
Казалось, Позвизд разъяренный
К победе путь славянам открывал,
И хладно вихри воздымал,
И тучей пыли ослеплял
Сынов земли иноплеменной.
Вотще бесстрашный князь навстречу к ним летел,
Вотще геройский глас гремел
И звал их в бой, на миг возобновленный, —
Сей глас, за коим в прежни дни,
Как волки жадные, они
Стремилися к кровавой брани,
Теперь бессилен был; их ветр свирепый гнал,
Вадим бегущих низвергал,
И храбрые бойцы, бросая меч из длани,
Стремились снова в бег, как трепетные лани.
Они стремились в бег, и долго мнилось им,
Что мчался им вослед Вадим,
Поднявши тяжкий меч, их кровью обагренный,
Что роковой удар сверкал
Над их главой, могиле обреченной,
И, близкой гибелью смятенный,
Их дух невольно замирал,
И пот на их челе холодный выступал.
Ты, Рюрик, зрел, как воины бежали,
Вотще вокруг себя твой взор искал вождей,
И слезы бешенства, отчаянья, печали
Блеснули из твоих очей.
Тебе постыла жизнь, тебе не жизнь без славы,
И лучше для тебя, чтобы твой труп кровавый
Лежал в пыли, потоптанный, безглавый,
Чем поле брани уступить,
Бежать с бесславием и побежденным жить.
И витязь никогда столь грозным не являлся
В своих минувших торжествах,
Как в день сей, грозный день, когда надменный враг
Венцом победы увенчался.
Теперь, как смерти бог, он гибель нес в рядах,
И рок пред ним, казалось, колебался.
К Вадиму мчался он, к нему летел Вадим,
Сошлись, сразилися, но бой их невидим.
На круглой вышине кургана,
Остатка гордого давно минувших дней,
Средь мрачных волн всходящего тумана
Скрывались подвиги вождей.
Но зрели, как от светлой стали
По броням искры вверх скакали;
Но слышно было, над холмом
Ударов раздавался гром,
Как млатов стук, о наковальни бьющих,
Как грохот скал в долины с гор падущих.
И долго длился бой, уж вечер наступал,
Багряный царь светил на западе сиял;
Тумана зыби опустились,
И вдруг очам славян явились
Во поле бранное врагов бегущих строй,
Победа вольности святой,
Курган с вершиною крутой,
Осыпанный вечерними огнями,
И юные вожди с поднятыми мечами,
Как исполины древних лет,
Сыны земли новорожденной
Или бессмертные властители вселенной.
С броней их лился рдяный свет,
Их шлемы средь небес сияли,
Как звезды дивные, предшественницы бед,
И тяжкие мечи сверкали
В могущих витязей руках,
Как молньи грозный луч на бурных облаках.
Так в чистый, хладный день зимою
Над яркой белизной снегов
Пылают два столба меж небом и землею,
Пути блестящие к обители богов.
Но ах! варяга щит, сей щит его отцов,
Вождей, любимцев бога брани,
Дотоле ужасом сиявший на врагов,
Под тяжестью славянской длани
Разбитый пал во прах, погнулася броня,
И кровию его Вадима меч упился.
От взора Рюрика навеки бы сокрылся
И неба свод, и свет веселый дня,
Когда б булат врага в бою не притупился.
Но скоро юный князь падет,
Уж он томится, он слабеет,
Рука мечом едва владеет;
О! кто его от гибели спасет.
Меча славянского тяжелые удары
То в шлем, то в бок, то в грудь его разят.
Быстрее, чем свирепый град,
Орудие небесной кары.
И витязь близкой смерти ждёт;
Уж мрак перед его очами.
О! кто могущими руками
Богатыря от гибели спасёт.
Среди рослагнской дружины устрашенной
Был Елла, воин молодой,
От детства Рюрика сопутник неизменный,
Как он, в боях дотоль непобежденный,
Как он, бестрепетен душой.
Толпой варягов увлечённый,
Ещё сражаяся, он тихо отступал
И в тяжкой горести вздыхал
О славе друга помраченной.
За ним шумящею рекой
Стремились с мщением славяне;
Он обратил главу! О, ужас, на кургане
Узрел он Рюрика, узрел кровавый бой.
«Друзья, — воскликнул он, — нас Рюрик призывает,
Наш гибнет князь, один во вражеских рядах».
Сказал, и воины забыли смерть и страх.
О стыд! их вождь, их князь, их слава погибает.
Сомкнулись, Еллы вслед, как буря потекли
На сретенье врагам; славяне изумленны
Остановляются, бегут, лежат в пыли,
И Елла так, как вепрь, ловцами разъяренный,
Раздвинул их ряды и быстрою стопой
Летит на холм. Вадим высоко над собою
Свой меч подняв, удар готовит роковой,
Разит, но Рюрик жив, — железною стеною
Сомкнулися щиты рослагенских бойцов.
И Елла друга увлекает,
И Елла вкруг врагов собирает
И путь широкий средь врагов
Мечом кровавым открывает.
Вадим, славяне — им вослед,
Но тщетно — небо сохраняет
Вождя для будущих побед.
Вот скрылось дневное светило,
Зажглася рдяная заря,
И тихое сиянье золотило
Леса, и холмы, и поля,
И струи Волхова священны,
И град славян освобожденный.
Уж ветр носил в долине гул глухой,
Сраженья голос отдаленный.
Бегущий враг, славян победный строй,
И блеск броней, и шум терялись за холмами.
Средь поля битв, меж длинными грядами
Сражённых воинов, чуть слышны здесь и там
Иль слабая мольба к невнемлющим богам,
Иль голос, прерванный стенаньем,
Или проклятие, исторженно страданьем,
Но вот нисходит ночь; повсюду тишина.
Вдали умолкли бранны бури,
И средь безоблачной лазури
Плывёт холодная луна.
Она сребрит туманный верх холмов,
Сребрит унылые дубравы;
Ильмень, она дрожит среди твоих валов,
В твоих зыбях, о Волхов величавый.
Как риза, бледный свет долину битв одел,
Здесь брони, там мечи светлеют,
Сверкают здесь щиты или кровавых тел
Громады мрачные чернеют.
И тихо всё, нет жизни в трупах сих,
Последний глас умолк, последний стон утих,
Глубоким сном бойцов сомкнуты очи.
Одна, задумчива, с небес глядит на них
Безмолвная царица ночи,
И хладный ветер полуночи
Вздыхает среди трав сухих.