Они выглядят обеспокоенными, и я замечаю, что отец больше не двигается и не пытается вырваться из моей хватки.
Отпустив его горло, я пытаюсь отдышаться, в то же время пристально вглядываюсь, пытаясь понять, без сознания ли он. С ним покончено. Мидоу права — с него хватит.
Хотя, на мой взгляд, ему всегда будет мало.
Кровь покрывает его лицо и мои руки, но я не чувствую ни капли сожаления, видя его беспомощным, лежащим в луже собственной крови. Я много раз наблюдал свою мать в таком состоянии.
— Что ты наделал? — кричит моя мать. — Похоже, ты убил его. — Она отталкивает меня, крича и плача. — Он не собирался меня трогать. Не собирался. — Она снова толкает меня и падает на колени.
Я встаю и смотрю, как моя мама хватает отца за рубашку и выкрикивает его имя, пытаясь заставить его очнуться.
— Фрэнк! Очнись! Открой глаза. — Она в панике бьет его по щекам. — Давай, черт возьми. Открой их.
Мне больно видеть ее в этой агонии от его боли. Он заслужил каждый нанесенный ему удар.
— После всего, через что он заставил тебя пройти. Пройти нас. Тебя волнует то, что он пострадал? После всех тех раз, когда он ежедневно избивал тебя, а затем и меня, за попытку тебе помочь? После всех переломов в детстве, всех шрамов у меня на затылке, после того, как он швырял тебя и вещи.
Я цепляюсь за волосы и начинаю ходить по комнате. Мне безумно хочется кричать, но я изо всех сил стараюсь больше не пугать Мидоу. Не хочу давать ей повод думать, что я такой же, как этот кусок дерьма, валяющийся на полу.
— Какого хрена ты до сих пор не ушла от него? Какого хрена заставила пройти нас через все после того, как увидела, насколько он был опасен. Он мог запросто убить нас обоих. Но все равно ты осталась и все равно отказываешься уходить. Какого черта ты не хочешь уйти? Почему? Объясни мне.
— Прекрати, Стикс. Черт возьми. Прекрати, — кричит она, вытирая лицо. — Я люблю его, и он не бил меня уже больше полугода. Между нами все было хорошо, а ты все испортил. Теперь он будет ненавидеть меня. — Мама начинает плакать сильнее, и теперь я понимаю, что это от страха.
Я не забыл этот звук. Никогда не забуду этот чертов звук.
— Он не бил тебя шесть месяцев, — кричу я. — Хочешь знать, почему? Это из-за меня. Блядь. — Я показываю на свою грудь, где сердце рвётся на части от боли. — Потому что я сижу около твоего дома каждый гребаный день. Смотрю, как он возвращается с работы, чтобы удостовериться, что он может идти прямо. Желая убедиться, что он не пил и не станет бить тебя без причины. Поэтому он не бил тебя. Я позаботился об этом. Он знает, что я здесь каждый гребаный день. Вот почему.
Я бросаю взгляд на Мидоу, она сидит и смотрит на нас, прикрывая рот рукой и заливаясь слезами. Ей больно от всего, что она узнает о моем прошлом, и от этого моя любовь к ней становится лишь сильнее.
Черт, мне ненавистно, что она видит этот бардак, но эту бурю уже не остановить. От этой ситуации никуда не деться.
Это моя мать и мой отец. Моя жизнь. Она стала отстойной, когда отец взял пиво и больше не выпускал его из рук.
Моя мать оставляет попытки заставить отца ответить ей.
— Ты делал это для меня? — спрашивает она со слезами в глазах. — Каждый день?
Я киваю и тянусь к руке матери, чтобы поднять ее на ноги.
— Да, черт возьми. Я сделал бы что угодно для тебя. Даже умер бы ради тебя. Не задавая ни единого вопроса.
Мама обвивает руками мою шею, и прежде, чем я успеваю опомниться, уже стоит и рыдает в моих объятиях. А я держу ее, чтобы она не упала на пол.
— Мне так жаль. Мне так чертовски жаль. О Боже. — Она обнимает меня крепче, и все ее тело дрожит от слез. — Я делаю тебе больно. Это я. Только я причинила тебе боль.
Я оглядываюсь и вижу еще больше слез, скатывающихся по лицу Мидоу. Она вытирает их и подходит к отцу, чтобы проверить пульс и дыхание.
Мне охрененно неприятно, что ей приходится быть здесь, видеть этот беспорядок и проверять, не убил ли я своего отца.
Черт, она может возненавидеть меня после этого.
Когда мама успокаивается, я отпускаю ее и подхожу обнять Мидоу, которая отходит от Фрэнка.
— Мне так жаль. Клянусь тебе, это был не я. Эта боль росла во мне годами, и я просто не смог сдержаться, когда этот придурок пригрозил маме. — Я целую ее в щеку и шепчу ей на ухо: — Ты можешь уйти, если захочешь. Я все пойму.
Она качает головой и обхватывает мое лицо руками, притягивая к себе для поцелуя. Она такая мягкая и нежная, ее губы все еще мокрые от слез.
— Я никогда не уйду от тебя из-за того, что у тебя есть сердце, и ты хочешь защитить свою семью. Никто не заслуживает такой боли. Я сама поступила бы так же, черт побери.
Мидоу отстраняется и пристально смотрит мне в глаза. Этот пьяный ублюдок начинает издавать булькающие звуки, будто его сейчас вырвет, и бормочет имя моей матери.
— Мне неприятно говорить это, но твоего отца нельзя оставлять одного сегодня. Он может задохнуться в собственной рвоте. Он пьян и весь в крови.
Я вижу, как моя мать смотрит на него, будто бы хочет помочь ему и уменьшить его страдания.
— Я останусь с ним. Помоги мне перевернуть его на бок. — Она смотрит на меня в ожидании.
Подойдя ближе, я увожу мать от этого придурка и переворачиваю его на бок, как раз вовремя, потому что его рвет прямо на ковер.
— Я ни за что не позволю тебе остаться здесь с ним, чтобы он избил тебя, когда сможет подняться на ноги. Даже не думай об этом, мам. Этого не случится.
Я вижу панику в ее глазах, и меня бесит видеть ее такой. У меня такое чувство, будто мое сердце разрывается надвое. Я ненавижу этого урода, но ее я люблю больше.
— Как медсестра, я не могу оставить его здесь, есть шанс, что он может умереть, Стикс. Я ненавижу то, что он сделал, точно так же, как и ты, но кому-то нужно быть здесь. Если придется, я побуду здесь несколько часов.
— Ни хрена подобного. — Расстроенный, я провожу руками по волосам, а затем беру Мидоу за руку, ведя ее к своей матери. — Я останусь с этим ублюдком и прослежу, чтобы он не умер. А вы возьмите машину и переночуйте у меня.
— Стикс? — спрашивает Мидоу. — Ты уверен, что справишься с этим?
Я мотаю головой.
— Нет... Но я постараюсь ради вас двоих. — Целую маму в макушку, а затем обнимаю Мидоу и нежно целую ее. — Вы двое, позаботьтесь друг о друге, пока я не приеду, пожалуйста. Это все, о чем я прошу. После вы можете разойтись, если вам захочется, но, пожалуйста, позаботьтесь друг о друге сегодня ночью.
Я смотрю в измученные глаза матери. Они красные и опухшие от слез, да и она сама выглядит так, будто вот-вот упадет от усталости.
— Пожалуйста, побудь с Мидоу сегодня ночью. Я хочу, чтобы ты ушла. Мне нужно знать, что ты в безопасности. Если можешь, сделай это ради меня. Хоть раз засни с мыслью, что этот засранец не причинит тебе вреда. Одна ночь, в которой у тебя не будет беспокойства. Я не позволю ничему произойти. Он не покинет этот дом.
Она кивает головой и вытирает глаза.
— Мне так жаль, что я испортила вечер. Я очень сильно тебя люблю. И больше не хочу причинять тебе боль. Не хочу. Ты мой малыш. — Она обхватывает мое лицо. — Пожалуйста. Мне нужна помощь, чтобы уйти от него. Я не хочу делать это одна.
— Тебе и не придется, — замечаю я. — Ты никогда не будешь одна. Я рядом.
Мидоу встает и берет мою маму за руку, прежде чем обнять ее и утешить.
— Если хотите, я помогу вам, Лили. Мы можем обсудить это после того, как вы отдохнете.
Ведя мою маму к двери, Мидоу оглядывается через плечо и что-то шепчет, но я не могу разобрать, что именно.
Как бы мне не хотелось спросить ее о том, что она сказала, на данный момент я просто счастлив видеть, как они с матерью выходят за дверь.
Черт... Это будет долгая, очень долгая ночь...
Мидоу
ЛИЛИ ЗАСЫПАЕТ ПОД УТРО, пообещав сделать все возможное, чтобы держаться подальше от Фрэнка. Это была тяжелая ночь для нее.
Большую часть времени, проведенного вместе, я убеждаю ее, что без него ей будет лучше, и что настоящий, любящий мужчина не станет причинять ей боль. Такой мужчина сделает все возможное, чтобы защитить ее.
Например, Стикс...
Сын, которого она вырастила.
Она достойна большего, нежели Фрэнк давал ей когда-либо, и я рада, что мои слова заставили ее это понять.
Я чувствую ноющую боль в сердце при виде Стикса, вернувшегося домой ранним утром. Он выглядит уставшим и измученным. К сожалению, я не могу остаться с ним, успокоить и дать понять, что я здесь ради него.
По телефону Дэнни меня уже отчитала и дала лишь пятнадцать минут на дорогу к больнице. Но я не могу злиться на нее, ведь я уже опоздала на полчаса.
Вчера я практически умоляла дать мне две смены ради выходного и теперь опять хочу попросить выходной на сегодня, чтобы побыть со Стиксом и удостовериться, что он в порядке.
Я нахожусь здесь более пятнадцати часов, и единственное, о чем я думаю — это Стикс. Я скучаю по нему как сумасшедшая.
Мое сердце болит каждый раз, когда думаю о нем и о том, что ему пришлось пережить прошлой ночью. Мне хочется остаться рядом с ним. Я должна остаться рядом.
Как бы мне не хотелось поговорить с ним, я не пишу ему, потому что знаю, что он взял выходной, чтобы побыть с Лили.
Им необходимо время вместе, и я не стану им мешать. Я никогда не видела матери, которая нуждается в сыне так сильно, как сейчас она нуждается в Стиксе.
Я заканчиваю через час и, если он свободен, то пускай приходит ко мне поговорить, как только будет готов.
А пока делаю все возможное, чтобы сосредоточиться на своих обязанностях в больнице.
Как бы трудно это ни было...
ПРОШЕЛ ЧАС С ТЕХ ПОР, КАК Я ПРИШЛА ДОМОЙ, утомленная настолько, что едва держусь на ногах. Но это не мешает мне постоянно беспокоиться о Стиксе.
Слышу стук в дверь и понимаю, что, переодеваясь, оставила телефон в спальне и не знаю, писал ли что-нибудь мне Стикс.