* * *
Каким-то чудом Стикс умудрился проснуться на рассвете. Возможно, всему виной дурные сны о падающих сверху теплых каплях, в которых почему-то чуть не захлебнулся. Распахнув глаза, он не шевельнулся и изо всех сил прислушался. Наверное, так же прислушивается мышка прежде чем выползти из норки навстречу своей смерти. Идея украсть костюм у отца не вызывала у него должного чувства вины, но была почти смертельно опасной.
В квартире стояла тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием матери. Пора?
Стараясь не шуметь, художник встал, дождался, пока онемевшие ноги перестанут подгибаться при любой попытке пошевелиться, и тихо прокрался к двери. Приоткрыл ее и снова прислушался. Кажется, спит. На цыпочках Стикс вышел в коридор. На старом паркете советских годов существовали строго определенные места, куда можно было наступать без скрипа и за долгие годы он выучил их все. Правда, обычно художник лишь выскальзывал за входную дверь и скрывался на улицах. Никогда прежде он не пытался проникнуть в логово чудовища, а потому наступать приходилось кошмарно медленно.
Коснуться голой стопой пола, осторожно начать переносить вес, так же медленно и осторожно убрать ногу, если под пальцами чувствуется, как дерево уходит вниз не совсем плавно и мягко, а словно с пока не слышимым, но ощущаемым треском. Если бы его спросили, Стикс ни за что не смог бы внятно объяснить, что именно чувствует.
Долгих пять минут ушло на то, чтобы преодолеть несчастные три метра и оглядеться. Тяжёлые старые шторы почти совсем не пропускали солнечный свет, и темная комната казалась чьей-то пещерой. Завалы мусора создавали дополнительное препятствие на пути к старенькому шкафу, у которого наверняка скрипят петли. На продавленном почти до пола диване лежал страх и ужас, приходящий к Стиксу в ночных кошмарах. Крепко сбитый мужчина со следами давних и чрезмерных возлияний на лице спал на удивление тихо.
Художник в ужасе одернул себя. Где-то в глубине души мелькнула надежда, что тиран наконец-то умер, смешанная с желанием подойти и проверить пульс спящего, чтобы в случае надобности вызвать скорую.
"Я пришел сюда с одной задачей, с ней и уйду."
Сердце бешено колотилось от страха, собственное дыхание казалось слишком громким. В крайнем случае, схватит костюм и убежит. Щуплое тело гораздо быстрее, чем тяжелая туша отца.
То и дело замирая, Стикс все-таки пробрался к шкафу. Потная ладонь легла на круглую ручку. Надо было заскочить на кухню. Вчера тиран наверняка готовил себе еду. Почти наверняка – яичницу, а значит на сковородке осталось хоть сколько-нибудь масла. Можно было бы смазать петли, но… Даже эти несколько метров были кошмаром в вечности, а если отец проснется, ничто не убережёт от расправы.
Зажав рот рукой, Стикс медленно и глубоко вдохнул. Надо приоткрыть шкаф хоть на сколько-то. Чуть-чуть. Только чтобы просунуть руку. Только бы перестать задыхаться от страха. Дверца медленно поползла вперед. Ледяной пот струился по загривку. Еще немного. Художник наконец смог просунуть запястье в небольшую щелку. Пальцы сжали плотную ткань пиджака.
Громовой всхрап. Стикс вздрогнул всем телом и осел на пол. Кажется, этот привычный, но внезапный звук вытянул из него все силы. Сердце забилось где-то у горла, истерично быстро отсчитывая секунды, словно не верило, что будет жить еще хотя бы минуту спустя. Чернота вокруг сгустила краски, лишая тех немногих очертаний, что были видны до этого.
Он не знал, сколько так просидел на полу, пытаясь бороться с окатившим ужасом. Не знал, насколько его тело похоже на окружающий хлам или на бьющегося в агонии обреченного. Спустя, кажется, вечность сумрачные краски и очертания наконец вернулись к захламленной комнате, и художник обнаружил, что, падая, ухитрился сдернуть вешалку с костюмом. Поборов желание вскочить и бежать, Стикс аккуратно свернул костюм, прижал к груди обеими руками и с трудом поднялся на ноги. Голова кружилась будто он выпил не меньше бутылки вина.
Шаг. Другой.
Поскользнувшись на какой-то дряни, Стикс с грохотом растянулся на полу.
– Какого хера?! – Нечего было и надеяться, что отец продолжит спать после такого.
Не дожидаясь пока его схватят и изобьют до потери сознания, художник рванул вверх и вперёд. Он хотел выскочить за дверь, но другого шанса вернуться за рисунками не будет. Проклятье. А ведь мог подумать о том, что всё так выйдет и взять работы заранее.
Направо! Стикс вбежал в комнату матери, схватил папку. За спиной грохнула дверь. Зараза. Один шанс. Несколько прыжков до открытого окна. Ещё один – вниз! На краю восприятия вспышка. И ещё одна, но вполне реальная – от боли.