Её? Эта лежащая на кровати симпатичная блондинка и есть она сама? Светлана застонала и перед глазами предстал мутно-серый потолок. Ни тебе росписи, как в сикстинской капелле, ни хотя бы игриво подмигивающего из облаков голозадого амура. Она снова застонала, на сей раз возмущённо.
– Фу, – наконец выдавила Света собственное мнение относительно убранства.
– Не жалуйся. Могло бы быть и хуже, – проворчал докторишка.
– А разве ты не должен меня лечить? – обиженно прошептала Светлана.
Собственный голос казался ей чрезмерно громким. Голова отзывалась толчками боли от каждого слова.
– У тебя сотрясение. Большего без оборудования я сказать не смогу, так что на ближайшее время у меня для тебя одно лечение – сон и покой.
– Ну и зачем ты тогда здесь? – обиженно надула губки блондинка.
– Следить, чтобы ты не сдохла, – сухо отозвался врач.
Женщина обиженно всхлипнула и отвернулась к стене. Подумав ещё секунду, закрылась с головой одеялом.
Урод. Бесполезный урод, который ничего не может. Будь Светлана на свободе, она бы непременно посоветовала блондинке написать на такого грача жалобу главврачу. И в Минздрав, чтоб жизнь медом не казалась. Ну а если и это не поможет, то положить на стол участковому заявление об изнасиловании. Или хотя бы о попытке.
Глядя на хрупкую фигуру, свернувшуюся клубочком в темноте под одеялом, Света незаметно уснула.
* * *
Стикс снова стоял в предрассветной темноте на том же месте, что и вчера. Промозглый почти ураганный ветер дул со стороны реки прямо в узкий тупик, неся с собой сладкий запах гари, оседающий на языке. Казалось, ветер вполне мог выдуть из слабого тела душу.
Сейчас было ещё слишком рано, но художник чувствовал себя так, будто не спал всю ночь. После побега от отца он отправился рыскать по местным помойкам в поисках хоть какой-нибудь обуви и, найдя приличную, подрался за нее с бомжом. Хотя точнее будет сказать, как-то умудрился сбежать с обувкой в руках. Подбитый глаз удалось кое-как завесить волосами, но распухший нос выдавал с потрохами утренние приключения. И почему, увидев конкурента, просто не пошел искать обновку на другой помойке?
Стикс вздохнул. Всё дело в удаче, а точнее в ее отсутствии. Именно сейчас, предприняв столь отчаянные шаги ради призрачного шанса, он перестал верить в удачу. Не то чтобы ему когда-либо везло, но была хотя бы надежда. Теперь же гадкое предчувствие надвигающегося фатума стучало в висках, затягивало петлю на шее.
Художник тряхнул головой, поправил волосы, бессмысленно скрывая часть синяков. Мимо пробежал человек, испуганно глянул в тупик.
В рассветный час в городе ненадолго устанавливалась столь редкая тишина. Алкаши, бомжи, наркоманы, насильники и прочие отбросы общества укладывались спать, чтобы продолжить свои грязные дела следующей ночью. Первый утренний свет разгонял их словно вампиров, позволяя добропорядочным гражданам выдвинуться на работу. Или может, уместнее было бы сравнение с оборотнями, ведь многие из ночных ужасов города днем становились самыми обычными работягами. И всё же люди спешили. Перемещались быстрым шагом, стараясь не задерживаться на одном месте, не привлекать внимания, но и не бежать, чтобы не провоцировать агрессию. Такие как Стикс, стоящие на одном месте, пугали. Либо это ловушка, либо там стоит заразный больной. В крайнем случае наркоман, от которого непонятно чего ждать. Художнику не нужно было читать мысли, чтобы точно знать о чем думают окружающие. Он сам так думал, проходя мимо таких проулков.
Жаль. Стикс не хотел пугать людей. Страх – противное чувство, и так пропитавшее этот город насквозь. Отойдя в самую глубь тупика, прижался к стене. Может, хоть так его не будут видеть.
Вчерашний дождь наконец прекратился, но солнце не торопилось выглядывать из-за облаков. Поднявшийся от реки туман смердел химикатами и помоями. Влажные серые стены казались бесконечными потоками рвоты. Стикс закашлялся, сгибаясь к земле. Асфальт словно покачивался, навевая тошноту. Художник попытался вдохнуть поглубже, но лучше не стало.
Он чувствовал себя вампиром, растворяющимся в серых лучах пасмурного неба, феей, погибающей от вони современной промышленности, оборотнем, вместе с желчью, сплевывающим собственный волосатый хвост, пошедший не в то горло. Темный асфальт расцветился грязно-желтым и Стикс подался назад, отползая от своей рвоты. Не хватало еще испачкать костюм. Может, если он сможет подремать немного, станет лучше? Мелко хватая пересохшими губами маслянистый воздух города, со второй попытки засунул папку с рисунками под рубашку, съежился, насколько позволял тонкий пластик, и прикрыл глаза.