Мир окрасился звуками в мутной тьме. С крыши сорвалась капля, по улице прошел какой-то человек. Не Светлана. Она ходит на каблуках. Проехала машина и хлопнула дверь здания. Звук дрожи собственного тела, стук клацающих зубов и зверский холод пластика, прилегающего к голой коже. Тусклый красный свет, пробивающийся сквозь закрытые веки.
Стикс почувствовал как медленно сползает на землю. Он хотел сесть поровнее, устойчивее прислониться к стене, но голова отчаянно закружилась, и под щекой оказалось что-то шершавое и холодное. Уютное, болезненное, расслабляющее.
Кап.
Черная кошка отпрыгнула на пару шагов, недовольно встряхнула шубку и вылизала оскверненное водой место ярко-розовым язычком. Подняв голову, она посмотрела на Стикса. Ее ярко-зеленые глаза заворожили художника своим цветом настолько, что он даже не обратил внимания на мутную серость, скрывшую из поля зрения всё, кроме невероятно четкой кошки.
Медленно и грациозно развернувшись, она пошла вперед, пригласительно взмахнув длинным хвостом, и Стикс без малейших усилий со своей стороны последовал за ней. Они шли по серому клубящемуся мареву, и только серый грязный асфальт оставался неизменным атрибутом реальности.
Художник был уверен, что ни один бог не пожелал бы смотреть на этот город. Наверное, поэтому здесь вечный туман и унылые дожди. Правда, говорят, в прекрасном Питере тоже постоянно идут дожди. Если бы кто-то спросил, Стикс обязательно заявил бы, что в Питере боги лишь украшают город дождями. Там дождь другой. Не серый, но скорее серебристый.
Кошка свернула за угол очередного здания и вошла в приоткрытую железную дверь. Как и всё в этом городе замок, скорее всего, давно был сломан. Чтобы дверь не захлопнулась, кто-то подставил с внутренней стороны швабру и припер всю конструкцию обломком неуместно рыжего кирпича. Из каморки вело несколько уже не столь монументальных дверей, за одной из которых нашлась лестница. Не раздумывая, кошка поднималась вверх со своих подневольным сопровождением.
Разбитые стекла старых дверей, кривые граффити на стенах. Неизменное русское слово из трех букв, рисунки половых органов, обещания трахнуть самых разных женщин и мужчин, обвинения в предательстве, угрозы, проклятья в адрес властей… У Стикса снова закружилась голова. Будто буквы, складываясь в сочащиеся ненавистью слова, напитывали через глаза хрупкое тело и отравляли его, разрушая, как медленный яд.
Кошка обернулась, посмотрела на замедлившегося спутника. Как странно. Ему казалось, что здесь у него нет тела, что это, вероятнее всего, сон, но сейчас он явственно стоял на обоссаных бетонных ступенях, согнувшись от подкатывающей к горлу тошноты и цеплялся за скалящиеся редкозубой улыбкой остатки перил. Почему он ушел из тупика, где должен был ждать Светлану? Пошел за странной кошкой и ворвался в одно из немногих высотных зданий в городе, где его не ждали, где его не должно было быть?
Животина медленно подошла ближе, встала на задние лапки, ткнув коготками в красную рубашку на животе юноши. Стикс медленно отвел полы огромного пиджака, расстегнул мокрую одежду. Из огромной дыры в окровавленном животе на него смотрели яркие синие глаза. Длинные нервы, идущие от почти идеально круглых яблок, цеплялись за пульсирующие кишки, прорезая в них тонкие дыры.
Завопив, художник шарахнулся в сторону, покатился по лестнице, упал вверх, сжимая синюю папку с рисунками. Он падал и падал в серое бетонное небо пока наконец не рухнул сквозь приоткрытую дверь на крышу. Нервно взглянув вниз, Стикс не обнаружил никаких глаз, кишков или крови. Из распахнутой рубашки виднелась лишь гладкая бледная кожа, да выделяющиеся ребра. Папка никуда не делась и это позволило ему расслабиться. Черная кошка сидела на парапете, пристально глядя на него своими яркими изумрудными глазами. Блестящая шерстка казалась единым плавным шелком, скрывающим за собой нечто большее, чем обычный зверь.
Художник медленно подошел ближе, повинуясь неожиданному порыву, открыл папку. Первой лежала уменьшенная копия картины, украшавшей комнату матери – штормовые волны, грозовые облака, яркие молнии и странный корабль, пылающий в зеленых огнях святого Эльма. Матери особенно нравились эти огни. Отмахиваясь от суеверий моряков, которые Стикс вычитал в местной библиотеке, Анастасия уверенно заявляла, что это зеленый ветер, что сулит случайную, но невероятно ценную встречу. Те, кто расправляет свой парус навстречу зеленому ветру – поистине удачливые люди, способные найти своё главное сокровище в ярких волнах.