Он покачал головой:
— Но Вентру не было в Шармале.
— Ну и что?
Она свернулась на перине, совсем как кот Нарцисс.
— Послушайте, Лили, я хотел бы вам верить, но как Вентру смог убить Файю? Ведь он ничего не знал о нашей небольшой компании.
— Вы заблуждаетесь. Он знал, что она его оставит. Эта мысль была ему невыносима еще больше, чем ее присутствие. Поэтому постоянно за ней следил.
— Как?
— С помощью Пепе. Вентру сам, должно быть, бросил его в объятия Файи. Кстати, после Шармаля тот больше не появлялся у Вентру. И, наконец, был Лобанов, ненавидевший Файю.
— Вы в этом уверены?
— Любой мог убить Файю. Каждому этого хотелось. Мы все жили подозрениями. Например, когда довольно туманно ему намекнули на связь Файи с Мата Хари, Вентру обезумел от ярости. Я помню, как он накидывался на газеты во время процесса, как он был счастлив, когда ее расстреляли! Если бы кто-то судачил о его жене и этой женщине, он бы тоже был скомпрометирован. Я ему рассказала все о той ночи в Шармале. Он не произнес ни слова, и мы больше к этому не возвращались. Но я поняла, что и во мне он продолжал видеть Файю. Но нежную, покорную, без всяких тайн. А я не была Файей.
— С нами был еще и Стеллио.
— Да! Это верно. Итальянец, работал у Пуаре. Какие красивые платья он шил!.. Вы что-нибудь о нем знаете?
— Подозреваю, что теперь он выступает в роли ясновидящего.
— Надо же! Стеллио тоже обожал Файю. Он очень мало говорил, а все больше слушал, поэтому может что-то знать… Как видите, каждый обладал лишь своей частичкой Файи, но думал, что он единственный, кто разделяет с ней ее маленькие тайны, и из-за этого любил ее еще сильнее. Например, вы были любовником Файи, к вам она относилась с нежностью; тем не менее я уверена, что вам неизвестны ее сумасшедшие мечты. Однажды она мне сказала, что отклоняла притязания мужчин, поскольку никто из них не способен был подарить ей голубые розы! И она говорила это совершенно серьезно, уверяю вас, чуть не плакала от этого. Голубые розы! Иногда ночью, на Тегеранской улице, я слышала, как Файя просыпалась в рыданиях. Я бежала, чтобы утешить ее, а она уже спала с совершенно сухими щеками. Она напоминала фею, фею, раненную мужчинами. Я любила в ней именно эту истерзанность. К ней приближались — и она тут же отстранялась. Она жила мгновением, просто и естественно существовала в нем, и никто не знал, куда она направлялась и откуда шла. Я тоже никогда ее до конца не понимала.
— Даже в Сомюре?
Лили покраснела:
— Вы и это узнали!
— Да.
Она отвела взгляд, наверное, вспомнив свой город, один из тех французских городов, которые он проезжал, направляясь на юг, — уже состарившиеся, но живописные, с красивой колокольней на ратушной площади, где в ярмарочные дни торгуют скотом.
— Да, Сомюр, — повторил Стив. — Но это неважно, Лили. Надо с этим покончить.
— Звучит, как тогда, в Шармале, — сказала она.
— Нет, в эту ночь мы распускаем все узлы.
Она в последний раз попробовала отступить:
— Но вы так любили Файю. Вы просто ищете утешения.
— Нет, Лили. Мне не о чем жалеть. Только о том времени, которое прошло без вас.
— Без меня?
— Вы больны прошлым, и я вас от этого избавлю.
Лили не успела понять, что Стив хотел этим сказать, — он уже заключил ее в свои объятия.
Белокурая Файя всегда светилась солнцем, была вся окутана золотыми нитями, бесчисленными золотыми чарами. Освободившись от косметики, Лили предстала в такой чистоте, как если бы ни один мужчина никогда ее не касался. Ни она, ни Стив не были уже юны, но их объятия обладали юношеской грациозностью первых порывов, и в завершение любви Лили оставалась в настоящем, бесконечном настоящем, и все начиналось снова. Тогда они поняли, что им никто не нужен, кроме них двоих. Когда взошла заря, они были готовы к будущему, открывающемуся перед ними. Они не только познали тела друг друга — их судьба изменилась, они отныне были в ожидании, в надежде на другую жизнь, которую не могли уже представить один без другого. Они поняли еще, что существуют места, куда они больше не вернутся: Довиль, Венеция, «Ритц», киностудии, даже эта Белая вилла. Их звали новые края, и среди них «Небесная долина».
Покончено ли было с вечным возвращением, с их неутомимой памятью, постоянно следующей за Файей? Они вспомнили об этом только утром, когда проснулись и Лили встала, чтобы открыть ставни. Буря успокоилась, тяжелые облака кое-где еще висели над горизонтом. Кот Нарцисс потянулся в своем шелковом гнезде и пришел, мяукая, потереться о ее ноги. Ее слегка знобило.